История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен - Джоанна Стингрей

образом им удалось показать клип по русскому телевидению – для меня и по сей день загадка. Как только его пропустила цензура?!

Второе поставленное ребятами видео – Keep on Traveling – мне понравилось еще больше. Они вовсю использовали только-только появившуюся тогда компьютерную графику. Начинается клип кадрами, на которых я в футболке с надписью SHUT UP[268], размахивая руками, раскрываю и закрываю рот на меняющем с безумной скоростью окраску фоне. В этом клипе я успеваю сменить бесчисленное количество нарядов – какие-то немыслимые шляпы, огромные темные очки, пестрая бижутерия. Одну сцену снимали в заброшенном, полуразрушенном здании. Я крутила велосипедные педали, а кто-то придерживал заднее колесо, чтобы я никуда не уехала. Смонтировали это так, что из-под колес велосипеда сыпались искры. Как и в Give Me Some More of Your Love к съемке привлекли массовку – обычных русских людей с интересными лицами. На лицах хорошо читалась история всех тех трудностей, что им пришлось пережить в жизни. Каким-то образом удалось совместить в одном кадре мое движение в замедленном темпе, а движения остальных – в ускоренном. По всему экрану мелькали цветы. Выглядело все невероятно изобретательно и очень новаторски. Ну и, конечно, не обошлось без Большого Миши – как всегда великолепно выглядящего, крутого и загадочного. Он стал моим постоянным спутником, мне с ним было весело и комфортно.

Ленинград и открытая там Страна Чудес отходили все дальше и дальше в прошлое, превращались в чудесный сон. Но вместе с тем, снимая и монтируя свои видеоклипы, я ощущала тот же дух свободы, что и в первые дни. Со мной уже не было моей банды безумных пиратов, но творческий дух и радость работы над видео воскрешали память. Казалось, они тут же, рядом, сидят где-то в уголке, корчат рожи или пихают друг друга в снегу. Так я нашла для себя способ вновь проваливаться в кроличью нору фантазии и воображения. Клипы стали моим наркотиком: погружаясь в них, я пыталась настичь дух прошлого.

Особенно мне хотелось сделать клип на написанную с Борисом песню Highstrung. Я решила, что буду просто идти по Тверской мимо только открывшегося «Макдоналдса». «Макдоналдс» для меня был воплощением всего самого худшего, что есть в Америке: дешевые замороженные брикеты фарша, в которых хлеба было больше, чем мяса. Мне было грустно от того, что русские тянутся к этой дряни, но хотелось использовать в клипе вьющуюся вокруг ресторана очередь. Снимали мы на черно-белую восьмимиллиметровую пленку. При монтаже в клип добавили кадры танцующих советских колхозников, красноармейцев на параде, физкультурников и пионеров, салютующих точно так же, как Тимур с Африкой. Еще в каком-то моменте я танцую на пляже Петропавловки в Ленинграде и пытаюсь рулить заброшенным в песке остовом старого автомобиля. Рядом со мной Большой Миша, прижимающийся головой к ржавому металлу.

А любимой моей сценой стал проход по Тверской с белой маской на лице. Выглядело это жутковато, и прохожие не понимали, что происходит и как на это реагировать. Мне нравилось прятаться под маской. В этом виделась какая-то правда – все мы прячем часть себя на людях. И по сей день это один из самых моих любимых клипов! В нем лучше всего удалось проявить мое творческое видение, то, как я вижу мир своими глазами.

Когда мне было плохо, я летела в Ленинград и старалась проводить время с Юрием, если он там был. После переезда в Москву мы с Виктором нередко летали вместе между двумя городами – удобно устраивались где-то в последнем ряду самолета и перебирали кучу писем, которые приходили Виктору на адрес рок-клуба. Он читал их все до единого.

– Если люди тратят время на то, чтобы их написать, я должен найти время, чтобы их прочитать, – говорил он.

– Боже, Виктор, тебя так любят, – не уставала поражаться я, открывая очередное письмо с прекрасными рисунками. – Это просто поразительно.

– Эти письма дают мне особенное чувство, – отвечал он со сконфуженной улыбкой.

Он заслужил эту любовь, и я была счастлива возможности разделить с ним это особенное чувство на высоте десять тысяч метров над землей. Мы летели высоко, головы наши витали в облаках.

Двадцать восьмого апреля 1990 года мы с Виктором приземлились в токийском аэропорту Нарита. Вылет из Москвы, где все сотрудники паспортной службы и таможни сгрудились вокруг Виктора, чтобы получить его автограф, разительно контрастировал с прежними временами, когда те же люди смотрели на нас злобно и по-медвежьи угрюмо. В Токио не успели мы сойти с трапа самолета, как Виктор внезапно оказался в окружении сотен людей, лица которых удивительным образом напоминали его собственное, – везде выразительные, приветливо смотревшие на него раскосые глаза. Он сиял от счастья.

В Японию Виктор прилетел по приглашению Йокичи Осато и его компании Amuse, одной из крупнейших в японском шоу-бизнесе. Йокичи видел Виктора в фильме «Игла» на фестивале «Сандэнс» и решил не только купить фильм для японского проката, но и выпустить в Японии альбомы «Кино» и пригласить группу на гастроли.

– Поедешь со мной? – предложил мне Виктор. – Не хочется ехать одному.

– Конечно! – уговаривать меня было не нужно. До этого в Японии я была всего лишь раз в студенческой поездке, и прекрасно понимала, что теперь все будет совершенно иначе. Все, что я делала с Виктором, было насыщено смехом, новизной и магией.

Поездка была очень официальной. В аэропорту нас встретил лимузин, поселили нас в роскошном отеле и на протяжении всей поездки обильно и вкусно кормили. В первый же вечер Amuse устроила для нас грандиозную вечеринку со своими артистами и молодыми сотрудниками. Все они были без ума от Виктора – особенно девушки. Выглядел он, как и они, но в то же время благодаря своему росту сильно среди них выделялся. Девушки не сводили с него глаз, хотя для того, чтобы поймать его взгляд, им приходилось становиться на цыпочки и вытягивать шею. Если же им это удавалось, они тут же начинали смущенно хихикать. В отличие от русских женщин, которые падали ниц перед Борисом и благоговейно касались его ног, японки вели себя очень скромно, любовались Виктором издалека, как будто он был статуей, прикасаться к которой им не дозволено.

На следующий день нас повели на концерт главной звезды Amuse Кэйсукэ Кувата[269]. Толпа беспрерывно скандировала его имя, и фаны, сбивая друг друга с ног, стремились протиснуться поближе к сцене. Музыка его мне показалась слишком сладкой, почти китчевой, но все равно было ужасно интересно погрузиться в другую, совершенно нам незнакомую культуру.

После концерта мы отправились с Куватой на ужин, где он