Башня шутов - Анджей Сапковский

Прощание было кратким. Как бы вскользь. Так, обычныепожелания счастья и Божьей помощи. Рейневан развернул коня. В памяти осталсявзгляд, которым простилась с ним дочка Штетенкорна. Взгляд телячий,маслянистый, взгляд водянистых и тоскливых глаз из-под выщипанных бровей.

«Какая дурнушка, – подумал, мчась галопом против ветраи дождя, Рейневан. – Такая некрасивая, такая трусливая. Но удалого мужчинуприметила сразу и сумела распознать».

Конь мчался галопом примерно стае, прежде чем Рейневанодумался и понял, насколько он глуп.

Столкнувшись с ними около огромного дуба, он даже не оченьудивился.

– Хо! Хо! – крикнул Шарлей, сдерживая пляшущегоконя. – Дух неземной! Это ж наш Рейневан!

Соскочили с седел, и через мгновение Рейневан уже стонал всердечном и горячо сдавливающем ребра объятии Самсона Медка.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – говорилнемного изменившимся голосом Шарлей. – Ушел от зембицких палачей, ушел отгосподина Биберштайна из Столецкого замка. Уважаю! Ты только глянь, Самсон, чтоза способный юноша. Всего две недели, как со мной, а уж столькому научился.Прытким сделался, мать его, как доминиканец!

– Он едет в Зембицы, – заметил Самсон, казалосьбы, холодно, но в его голосе тоже пробивалось возбуждение. – А это явноуказывает на недостаток прыткости. И ума. Как же так, Рейнмар?

– Зембицкую проблему, – проговорил сквозьстиснутые зубы, – я считаю закрытой. И никогда не существовавшей. С…Зембицами меня больше ничего не связывает. Ничто меня уже не связывает спрошлым. Но я боялся, что они там вас схватят.

– Они? Нас? Ничего себе шуточки!

– Рад вас видеть. Нет, я, честное слово, радуюсь.

– Ты усмеешься! Мы – тоже.

Дождь крепчал, ветер раскачивал кроны деревьев.

– Шарлей, – бросил Самсон, – думаю, нетнадобности двигаться и дальше… следом за ним… В том, что мы собирались сделать,уже нет ни цели, ни смысла. Рейнмар свободен, его больше ничто ни с чем несвязывает, давай дадим коням шпоры, и айда к Опаве, к венгерской границе.Оставим, предлагаю, за спиной Силезию и все силезское. В том числе и нашисумасбродные планы.

– Какие планы? – заинтересовался Рейневан.

– Не важно. Шарлей, что скажешь? Я предлагаю забыть онаших намерениях. Разорвать уговор.

– Не понимаю, о чем вы.

– Потом, Рейнмар. Ну, Шарлей?

Демерит громко кашлянул.

– Разорвать уговор, – повторил он вслед заСамсоном.

– Разорвать.

Было видно, что Шарлей борется с собственными мыслями.

– Наступает ночь, – наконец сказал он. – Аночь рождает совет. La notto, как говаривают в Италии, porta la consiglia.[342] Но, добавлю от себя, очень важно, чтобы это была ночь сна,проведенного в сухом, теплом и безопасном месте. По коням, парни. И за мной.

– Куда?

– Увидите.

Уже почти совсем стемнело, когда перед ними замаячили заборыи строения. Зашлись лаем собаки.

– Что это? – беспокойно спросил Самсон. –Неужели…

– Это Дембовец, – прервал Шарлей, – грангия,[343] принадлежащая монастырю цистерцианцев в Каменце. Когда ясидел у демеритов, мне, бывало, доводилось здесь работать. В порядке наказания,как вы справедливо полагаете. Потому-то я и знаю, что это место сухое и теплое,как бы созданное для того, чтобы выспаться как следует. А утром, думаю, удастсячто-нибудь и перекусить.

– Я так понимаю, – сказал Самсон, – чтоцистерцианцы тебя знают. И мы попросим у них гостеприимства…

– Ну, не так уж все хорошо, – снова обрезалдемерит. – Треножьте коней. Оставим их здесь, в лесу. А сами – за мной. Нацыпочках.

Цистерцианские собаки успокоились, лаяли уже гораздо тише икак бы равнодушнее, когда Шарлей ловко выламывал доску в стене овина. Черезминуту они были в темном, сухом, теплом чреве, приятно пахнущем соломой исеном. Спустя еще минуту, взобравшись по лестнице на перекрытие, они ужезакапывались в сено.

– Спать, – промурлыкал Шарлей, шелестясоломой. – Жаль – на голодный желудок, но с ужином предлагаю повременитьдо утра, тогда наверняка удастся стырить какую-нибудь пищу, хотя бы яблоки.Впрочем, если очень надо, могу пойти хоть сейчас. Вдруг да кто-нибудь из вас невыдержит. А, Рейнмар? В основном я имел в виду тебя как личность, которойсложновато сдерживать примитивные инстинкты… Рейнмар!

Рейневан спал.

в которой оказывается, что наши герои очень неудачно выбралиместо для ночлега, также подтверждается – хоть и гораздо позже – общеизвестнаяистина, что в исторические времена даже самое мельчайшее событие может бытьчревато историческими последствиями

Несмотря на усталость, Рейневан спал скверно и беспокойно.Прежде чем уснуть, долго ворочался в колючем, остистом сене и вертелся междуШарлеем и Самсоном, заработав несколько проклятий и тычков. Потом стонал восне, видя кровь, вытекающую изо рта пронзенного мечами Петерлина. Вздыхал, видянагую Адель де Стерча, сидящую верхом на князе Яне Зембицком, постанывал, видя,как князь играет ритмично приплясывающими грудями, лаская их и тиская. Потом, кего ужасу и отчаянию, место, освобожденное Аделью, заняла на князеСветловолосая Николетта, то есть Катажина Биберштайн, объезжающая неутомимогоПяста с неменыпей, чем Адель, энергией и прытью. И с неменьшим в финалеудовлетворением.

Потом были полунагие девицы с развевающимися волосами,летящие на метлах по подсвеченному заревом небу в окружении стай каркающихворон. Был ползающий по стене стенолаз, беззвучно разевающий клюв, был отрядмчащихся по полям прикрытых капюшонами рыцарей, кричащих что-то непонятное.Была turns fulgurata, башня, разваливающаяся от удара молнии, был падающий снее человек и человек, охваченный пламенем, бегущий по снегу. Потом был бой,гул пушек, хряст самопалов, громыхание копыт, ржание лошадей, звон оружия,крики…

Разбудили его топот копыт, ржание лошадей, звон оружия,крики. Самсон Медок своевременно прикрыл ему рот рукой.

Двор грангии заполняли пешие и конные.

– Ну, попали, – проворчал Шарлей, разглядываямайдан сквозь щель между бревнами. – Ну прямо как в говно.