Башня шутов - Анджей Сапковский

– Искра есть вещь малая, – начал онвдохновенно, – но, попав на сухое, города, стены, леса превеликие губит.Щавель, казалось бы, тоже невеликая и неприметная вещь, а всю кринку молокапроквасит. А дохлая муха, говорит Екклесиаст, приведет в негодность сосудблаговонного ладана. Так и скверная наука с одного починается, едва двух либотрех слушателей вначале имея, но помалу-понемногу канцер сей в телерасположается, или, как говорят, паршивая овца все стадо портит. А посемуискру, стоит только оной появиться, гасить надобно и кислоту до квашни недопускать, скверное тело отсекать, паршивую овцу из овчарни изгонять следует!Дабы дом весь, и тело, и квашня, и скот не погибли.

– Скверное тело отсекать, – повторил епископКонрад, отдирая зубами кусок бычатины, истекающий жиром и кровавымсоком. – Хорошо, истинно хорошо излагаете, юный господин Николай. Все делов хирургии! Железо, острое железо – самая лучшая против гуситского канцерамедицина. Вырезать! Резать еретиков. Резать без жалости!

Собравшиеся за столом единогласно выразили согласие, бубня сполным ртом и жестикулируя обгладываемыми костями. Бык понемногу превращался вбычий скелет, а Николай Кузанский одно за другим опровергал гуситскиезаблуждения, поочередно обнажая всю вздорность Виклифова учения: отрицаниепреображения, отрицание чистилища, отрицание культа святых, их изображений,недопустимость устной исповеди. Наконец дошел до причастия sub utraque special[344] и опроверг ее тоже.

– В одной, – кричал он, – лишь форме в видехлеба должна быть для верных комуния. Ибо говорит Матфей: «Хлеб наш насущныйдай нам на сей день»;[345] рапет nostrum supersubstantialemдай нам днесь, сказал Лука: и взял хлеб и, возблагодарив, преломил его и подалим, говоря: «Сие сеть Тело Мое».[346] Где здесь о вине речь?Воистину один, и только один, есть Церковью одобренный и подтвержденный обычай,чтобы простой человек в одном только виде принимал. И этого каждыйисповедующийся придерживаться обязан!

– Аминь, – докончил, облизывая пальцы, ЛюдовикБжеский.

– По мне, – рявкнул львом епископ Конрад, бросивкость в угол, – так пусть гуситы принимают комунию хоть в виде клистира,со стороны задницы! Но эти сукины сыны хотят меня ограбить! Верещат обезоговорочной секуляризации церковных богатств, о якобы евангелическойбедности клера! Получается: у меня отобрать, а меж собой растащить? О нет,клянусь муками Господними, не бывать тому! Через мой труп! А сначала через ихеретическую падаль! Чтоб они подохли!

– Пока что они живут, – едко проговорил Пута изЧестоловиц, клодненский староста, которого всего пять дней назад Рейневан иШарлей видели на турнире в Зембицах. – Пока что они живут и здравствуют,полностью вопреки тому, что им пророчили после смерти Жижки. Дескать, другдругу глотки перегрызут. Прага, Табор и Сиротки. Ничего похожего. Если кто-тона это рассчитывал, тот жестоко просчитался.

– Опасность не только не уменьшается, но дажевозрастает, – басовито загремел Альбрехт фон Колдиц, староста и земскийгетман вроцлавско-свидницкого княжества. – Мои шпики сообщают о крепнущемсотрудничестве пражан и Корыбута с наследниками Жижки: Яном Гвездой изВицемилиц, Богуславом из Швамберка и Рогачем из Дубе. Не скрываясь говорят осовместных военных операциях. Господин Пута прав. Ошиблись те, кто рассчитывална чудо после жижковой смерти.

– И нечего, – с усмешкой вставил КашпарШлик, – рассчитывать ни на новое чудо, ни на то, что проблему чешскойсхизмы за нас прикроет Пресвитер Иоанн,[347] который придет изИндии с тысячами лошадей и слонов. Мы, мы сами должны это сделать. Именно поэтому вопросу меня прислал сюда король Жигмонд. Мы должны знать, на что реальноон может рассчитывать в Силезии, Мораве, в Опавском княжестве. Хорошо было бытакже знать, что на этот счет думают в Польше. Об этом, надеюсь, нам сообщитего преосвященство краковский епископ, непримиримое отношение которого кпольским сторонникам виклифизма широко известно. А мое присутствие здесьдоказывает одобрение политики Римского короля.

– Мы в Риме знаем, – вставил ДжорданоОрсини, – с каким пылом и самоотверженностью борется с ересью епископЗбигнеус. Мы знаем об этом в Риме и не замедлим вознаградить.

– Следовательно, – снова улыбнулся КашпарШлик, – можно считать, что Польское королевство поддерживает политикукороля Жигмонда? И поддержит его инициативы? Действенно?

– Очень бы хотел, – фыркнул раскинувшийся застолом крестоносец Готфрид фон Роденберг, – воистину был бы очень радуслышать ответ на этот вопрос. Узнать, когда же мы можем ждать действенногоучастия польских войск в антигуситском крестовом походе. Из уст объективныххотелось бы мне это узнать. Так что я слушаю, monsignore Орсини. Все мыслушаем!

– Конечно, – улыбнувшись, добавил Шлик, неспускавший глаз с Олесьницкого. – Все слушаем. Чем окончилась ваша встречас Ягеллой?

– Я долго беседовал с королем Владиславом, –проговорил несколько опечаленным голосом Орсини. – Но, хм-м… Без всякогорезультата. От имени и по уполномочию Его Святейшества я вручил польскомукоролю нешуточную реликвию… один из гвоздей, коими наш Спаситель был прибит ккресту. Vere, если такая реликвия не в состоянии христианского монархавоодушевить на антиеретический крестовый поход, то…

– То это – не христианский монарх, – докончил залегата епископ Конрад.

– Вы заметили? – насмешливо поморщилсякрестоносец. – Лучше поздно, чем никогда.

– Видимо, – вставил Людвиг Бжегский, – наподдержку поляков вера рассчитывать не может.

– Польское королевство и польский корольВладислав, – в первый раз открыл рот Збигнев Олесьницкий, –поддерживают истинную веру и Петрову Церковь. Максимально возможным способом –денариями святого Петра. Этого ни один из представленных здесь вельмож о себесказать не может.

– А-а! – махнул рукой князь Людовик. –Болтайте что хотите и сколько хотите. Тоже мне – Ягелло христианин! Это неофит,у которого под шкурой постоянно сидит дьявол!