Скрипачка - Татьяна Бочарова

За открытой дверью внезапно послышались шаги. Алька вздрогнула и обернулась. На пороге стоял хозяин квартиры, лицо у него было сонным и удивленным.

— Ты чего тут делаешь? — недовольно поинтересовался Васька. — Не спится тебе в половине шестого?

— Смотрю на твою клавинолу. — Алька кивнула на стоящее в углу чудо техники.

— Чего смотреть-то? — резонно заметил Васька. — Села бы поиграла. Самое время сейчас.

Он зевнул и кинул на Альку выразительный взгляд. Тут только она вспомнила, что так и ходит по дому полуодетая — в джемпере, колготках и без тапочек.

— Пойдем кофе попьем, — предложил Чегодаев. Он, кажется, не злился и ни в чем Альку не заподозрил.

— Пойдем, — согласилась Алька, скрывая досаду.

Через пару минут Васька совсем проснулся и насмешливо наблюдал, как девушка, с трудом сдерживая зевоту, управляется с кофемолкой.

— И чего вскочила? — миролюбиво проговорил он. — Вот ведь на ходу спишь. Сядь, я сам, нет сил на тебя смотреть, жалость берет.

Алька послушно уселась за стол. Чегодаев ловко орудовал у плиты, и она поражалась, как ему удается оставаться таким бодрым после четырех часов сна. Сама Алька сию минуту завалилась бы в кровать, если бы не цель, которую она себе поставила.

Пока Алька ожидала кофе в Васькином исполнении, у нее в голове внезапно созрел блестящий план. Конечно, она не была уверена, что ей обязательно повезет, но попытаться стоило.

— Вась, — позвала Алька Чегодаева.

— Ну, — откликнулся тот, доставая чашки.

— Мне позарез нужен телефон одной девицы. Она у Крета работала года два назад. Костикова Инна.

— Альтистка?

— Точно, — обрадовалась Алька. — Дашь номерок?

Инка Костикова когда-то была Алькиной соседкой по общежитию. Алька училась тогда на первом курсе, а Инка была дипломницей и подрабатывала в Московском муниципальном. Долго она там не продержалась, ушла еще до той поры, как Алька окончила консерваторию и устроилась в оркестр. И теперь расчет Альки был предельно прост: если Чегодаев согласится найти для нее телефон Костиковой, он полезет за ним в старые записные книжки. Даже если не повезет с первого раза и на страничке на букву «К» не окажется телефона или адреса Кретова, то, по крайней мере, Алька увидит, где Васька хранит эти книжки. Тогда нужно будет дождаться другого раза, чтобы поискать координаты Кретова.

— Она давно у нас не работает, — задумчиво проговорил Васька. — Это надо в старых записях рыться. Тебе очень нужно?

— Очень! — Алька проникновенно заглянула Ваське в глаза. — Понимаешь, я с ней когда-то дуэты Моцарта играла. Ноты мои у нее остались. Я уж и в общагу звонила, и девчонкам нашим, никто не знает, как ее разыскать. А тут мне вдруг в голову пришло, что у тебя-то наверняка есть она в оркестровом банке данных.

— Что, прямо сейчас осенило? В шесть утра? — скептически произнес Васька.

Алька засмеялась и кивнула.

— Ну ладно, — неожиданно легко согласился Чегодаев, ставя перед Алькой большую кружку дымящегося кофе. — Только кофе выпью.

«Значит, они все же здесь, эти книжки», — торжествующе подумала Алька, стараясь не выдать своей радости.

Васька пил кофе так долго, что Алька совсем потеряла терпение. Наконец он вылез из-за стола и направился прямиком в спальню. Достал с верхней полки шкафа небольшую коробку из-под обуви, доверху набитую блокнотами.

— Костикова? — переспросил Чегодаев, что-то прикинул в уме, потом выудил из коробки несколько книжек по одному ему ведомому принципу, быстро пролистал и сунул одну из них Альке: — Кажется, здесь. Глянь на «К».

Алька поспешно схватила книжку, открыла нужную страницу. Увы! Инка Костикова тут была, и с адресом, и с домашним телефоном, а вот Павла Тимофеевича Кретова не было.

Алька прилежно изобразила на лице радость.

— Есть? — уточнил Васька. — Оторви листок, перепиши себе. А книжку давай сюда, она мне еще пригодится. — Он взял с тумбочки ручку, блокнот и протянул их Альке.

Той ничего не осталось, как скопировать телефон Костиковой, которая была нужна ей как собаке пятая нога.

В это время снова зазвонил мобильник.

— Слушаю. — Васька взял трубку. — Не разбудил. Нет. Погоди, я сейчас. — Он быстро вышел из спальни, закрыв за собой дверь.

Алька поглядела ему вслед, секунду поколебалась и бросилась к коробке. Лихорадочно перебрала потрепанные, распухшие книжки, схватила наугад одну, самую толстую.

Есть! В самом верху страницы мелким каллиграфическим Васькиным почерком были записаны номер телефона и адрес Кретова. Но это еще не все. Строчкой ниже Алька прочла: «Кретова (Вертухова) Зинаида Ильинична». Это была неслыханная удача. Кретовский адрес можно было на худой конец добыть и в адресном столе, а вот координаты бывшей жены Павла Тимофеевича Алька никогда бы не разузнала, потому что понятия не имела ни о том, как ее зовут, ни какая у нее фамилия.

За дверью Васька громко засмеялся в трубку. Алька вздрогнула, схватила карандаш и списала адреса. Сунула листок в сумочку, стоявшую на стуле у кровати. Облегченно выдохнула — Васька все разговаривал с каким-то любителем утренних телефонных звонков, и Алька окончательно осмелела. Снова заглянула в книжку, так и раскрытую на букве «К», и тут увидела то, что не заметила вначале, торопясь переписать нужные адреса. Внизу страницы, наискосок, прямо поверх номеров телефонов было крупно и жирно, с нажимом, выведено: «Саврасенков». Почерк был Васькин, но какой-то неровный. После фамилии «Саврасенков» стоял вопросительный знак. Телефона рядом не было.

Алька удивленно посмотрела на испорченную страницу. Что, интересно, заставило Ваську сделать эту странную запись? И что она может означать? Девушка перевернула страницу, и ее удивление возросло. Там, на следующей странице, фамилия «Саврасенков» была написана еще три раза, но уже без вопросительного знака. И дальше, точно так же крупно и размашисто, значилось четыре раза «Омелевский».

Дверь приоткрылась.

— Ну бывай. — Васька боком вошел в спальню. — Увидимся на неделе. Я пока свободен.

Алька бросила записную книжку в коробку и, сев на кровать, стала сосредоточенно рыться в сумочке. Чегодаев отключил телефон и усмехнулся:

— Никому сегодня не спится. Выходной называется!

Он взял коробку и спрятал ее обратно в шкаф.

Домой Аля попала лишь к десяти часам. Васька, расчувствовавшись, подбросил ее на машине до самого метро. От недосыпа Альку покачивало, настроение было хуже некуда.

Она пыталась разгадать, для чего Ваське понадобилось портить записную книжку, бесцельно и многократно делая в ней одну и ту же запись. Фамилии «Саврасенков» и «Омелевский» были ей знакомы. Петя Саврасенков был скрипач, а Ваня Омелевский — альтист, оба они раньше работали у Кретова и ушли из Московского муниципального, один полгода, другой — несколько месяцев назад.