Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

врубались две глубокие залысины, норовя повторить знаменитый манёвр Ганнибала.

– Про баржу слышали? – отрывисто спросил он наконец.

С несчастным видом владыка развёл мягкие ладони.

– Обрубили трос, – сдавленно сообщил генерал. – Баржу снесло на косу. А местные жители, не будь дураки, вскрыли пломбы и принялись расхищать бушлаты. Если прокуратура (а она уже занимается этим делом) копнёт достаточно глубоко, то с полковником Непалимым придётся расстаться… Как прикажете дальше работать, владыко? С кем работать прикажете?

– Сказано: аще и страждете правды ради… – начал было архиерей.

– Правды ради? – Генерал жёлчно усмехнулся. – Утром Склизский прибегал – каяться. Бушлаты-то отгружал именно он… И если бы только правды ради!

Архиерей ошеломлённо схватился за наперсный крест:

– Вы хотите сказать?..

– Вот именно. – Голос генерала был исполнен горечи. – Под прикрытием богоугодного дела гнал ценности на ту сторону. Вместе с бушлатами. Отсылал на хранение каптенармусу, с которым, как сам признался, связан уже давно…

– Господи помилуй! – В страхе архиерей осенил себя крестным знамением. – Вот уж воистину: яко несть праведен никтоже…

– Праведен! – сказал генерал. – Покажите мне одного праведника, который бы мог разом списать столько бушлатов! Вы же знаете, что в прокуратуре сплошь сидят наши с вами противники, и если всплывёт хоть одна зашитая в бушлаты ценность, нам останется уповать лишь на вмешательство Петра Петровича. Склизский – ладно, а вот Непалимого жалко…

Генерал вздохнул.

– А на будущее, владыко… – сказал он, потирая левую залысину. – Простите великодушно, но что-то с вашими речниками надо делать. Так дальше нельзя. Взять хотя бы тот случай с ревизоршей… Уму непостижимо: багром! Женщину! Интеллигентную! Пожилую!.. А у неё, между прочим, национальность! Сначала демократы здание пикетировали, потом патриоты с плакатом! «Одолжи багор, матросик!» Ну вот как его теперь отмазывать прикажете?

– Так ведь контингент-то какой!.. – беспомощно проговорил архиерей. – Одно слово: бесы. Да и ревизорша, между нами, взяточница. А у него, как на грех, багор был в руках. По привычке зацепил, без умысла…

– Послушайте, владыко, – взмолился генерал. – Ну присоветуйте вы там, я не знаю, чтобы хоть меняли этих речников время от времени…

– Так ведь и так меняют! Меняют что ни рейс!

– Простите?.. – Помаргивая рыжеватыми ресницами, генерал непонимающе смотрел на служителя культа. – Как же меняют, если люди одни и те же?

– Люди – да. А бесы в них – каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой… Что у вас, что у нас… Но вот с баржей – здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить – они и обрубили.

– Приказали? – поражённо переспросил генерал. – Зачем?

Перед тем как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.

– Великий грешник бежал из обители скорби, – тихо и страшно выговорил он.

Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумлённо взмыла.

– Как?.. Оттуда?

Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.

– Слушаю, – отрывисто известил он. – Сволокли с косы?.. Что?! – Лицо его внезапно осунулось. – Когда?.. Час назад?.. – На глубоких генеральских залысинах проступила испарина. – Срочно выясни, где в этот момент находились речники… Ну а какие же ещё? Конечно наши!

Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.

– Час назад теплоход «Богдан Собинин» таранил баржу с бушлатами, – несколько севшим голосом сообщил тот. – Оба судна затонули.

– Свят-свят-свят! – только и смог выговорить архиерей.

Глава 6

В подвале

Второй

Какие звуки! Сколько в них души!

А чьи слова, Лаура?

А. С. Пушкин. Каменный гость

То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнёс его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза – и сразу попал в липкую душную черноту четвёртого круга. Сердце прянуло испуганно… Но нет, это был не Ад – в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал – точное подобие Стигийских топей близ раскалённых стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.

Шли третьи сутки со дня бегства с борта теплохода «Богдан Собинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.

В итоге – подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе… Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:

На заре морозной

Под шестой берёзой,

За углом у церкви

Ждите, Дон-Жуан…

Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно – как будто не себе, а кому-то другому – зажал рот ладонью. А голос продолжал:

Но, увы, клянусь вам

Женихом и жизнью…

Она – улыбалась. Даже не видя её лица, он знал, что, произнося это, она улыбается – нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.

Застенок подъезда был освещён мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.

На каменной коробке подъёмной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать… В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушённо гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке всё ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова:

Так вот и жила бы,

Да боюсь – состарюсь,

Да и вам, красавец,

Край мой ни к чему…

Он решился и выглянул. Короткая лестница с обкусанными ступенями упиралась в обширную нишу высотой чуть больше человеческого роста. Скляница там была разбита, и ниша тонула в полумраке. Задняя стена её представляла собой ряд квадратных и как бы слившихся воедино окон с треснувшими, а то и вовсе вылетевшими стеклами.

Девушка сидела на низком подоконнике. Зеленоватый свет фонаря, наискосок проникавший со двора, гладил её чуть запрокинутое лицо, показавшееся дону Жуану невероятно красивым.

Ах, в дохе медвежьей

И узнать вас трудно, —

Если бы не губы

Ваши, Дон-Жуан…

Голос смолк. И тут на подоконнике шевельнулась ещё одна тень, которой дон Жуан поначалу просто не заметил.

– Не, Аньк, я над тобой прикалываюсь, –