Проклятие для Обреченного - Айя Субботина

— Откроешь рот – сброшу, - предупреждает Тьёрд, уверенно перехватывая повод стальной пятерней.

Вряд ли у меня есть на это силы.

И жаль, что их не хватит даже на то, чтобы любоваться видом заснеженных просторов с высоты птичьего полета.

— Мне нужно… - Я чувствую, как железная петля на шее начинает медленно сжиматься, парализуя моя горло, лишая возможности дышать. Скребу по нему изувеченными пальцами и с трудом добавляю: - Ошейник… Он не дает мне…

Тьёрд сжимает пятерню на моем личном пыточном приспособлении – и древняя зачарованная вещь просто разваливается на две половины, как спелая черная слива. Вот так, без всяких усилий, халларнец показывает, почему они запросто разрушили все то, что северяне пестовали многие годы мира. Они без труда, как фокусники, крушат то, что стоило нам годов и столетий труда.

Хорошо, что сейчас умения Тьёрда играют мне на руку. Возможно, у меня появится шанс сбежать?..

Если бы во мне была хоть капля мужества моих предков, я бы не цеплялась в генерала изо всех сил. Я бы обязательно сказала что-то дерзкое или нарочно прочитала бы молитву северным богам, чтобы палач, наконец, выполнил свою угрозу и сбросил меня вниз. Наверное, я упала бы в озеро - и ледяные воды похоронным саваном сомкнулись бы над моей головой. Лучшее уж так, чем покорно лежать на холодном алтаре и ждать, пока чужой ненавистный бог потешит немощную плоть, испив крови иноверки.

Но прямо сейчас мне очень страшно.

По множеству причин, но в первую очередь из-за того, что теперь я в полной власти Тьёрда, а он точно не из тех людей, которые делают что-то из сердечной доброты и без умысла. Зачем-то он приехал за мной, зачем-то забрал - и я даже не понимаю, куда мы летим.

И, несмотря на все это, я крепко, до боли в костяшках, цепляюсь в его плотную верхнюю куртку, из распахнутого ворота которой выглядывает неестественно светлая, как у мертвеца, кожа. Северные мужчины тоже не избалованы солнцем, но их кожа темнее и обветрена в долгих походах. А Тьёрд… Он слишком бледный, даже среди собственных воинов.

Мы летим, кажется, совсем недолго, но где-то в шуме стальных крыльев напрочь теряется моя сонливость. Я даже отваживаюсь немного выставить нос и опустить взгляд, о чем успеваю тут же пожалеть, потому что от осознания высоты полета начинает кружиться голова. Мы выше облаков, потому что прямо «под ногами» - вспененные, набитые снегом поля, по которым совсем не тянет прогуляться. И в груди сдавливает от недостатка воздуха, тянет выкашлять несуществующий ком.

— Не дергайся, - грубо бросает генерал, крепче обхватывая меня второй рукой.

Кажется, задевает сразу по всем невидимым синякам, но, чтобы не закричать, я снова отчаянно жую губы. В прошлый раз я унизилась сильнее, чем когда-либо, и сегодня, даже если он лично бросит меня на алтарь Трехглавого, ни одна живая душа не увидит моих слез.

Позже, когда существо делает крутое пике, я мысленно радуюсь его пятерне на талии, потому что именно она не дает мне свалиться головой вниз прямо на острые камни разрушенного замка.

Тьёрд спрыгивает на землю, тянет меня, словно куль с пшеницей. Держит небрежно, как будто успел забыть, что забрал меня из дома едва живую.

— Чего ты от меня хочешь? – спрашиваю, превозмогая страх и желание сбежать за тридевять земель, пока за моей спиной нет обожженных стен.

— Я от тебя? – Генерал не смотрит на меня, но я замечаю приподнятую в искреннем удивлении бровь. – Кажется, это ты чего-то от меня хотела, кхати, но остановилась как раз в момент, когда умные торговцы переходят к условиям сделки.

— Потому что к тому времени покупатель уже присмотрел другой товар, - подыгрывая его сравнению, отвечаю я.

— Ты никогда не разбогатеешь если будешь все время отступать, - бросает он.

— В моем случае «никогда» - все время до завтрашней полуночи.

Часть меня, которая до сих пор верит, что нянькины сказки когда-то были настоящими историями, напряженно ждет, сжав руки в немой мольбе. Вдруг бессердечный генерал скажет, что раздумал жениться на Намаре и собирается взять в жены меня?

Но Тьёрд все так же молчит.

Лучше бы скинул со своего проклятого дракона, чем вот так – снова в неизвестность.

Лишь когда мы попадаем внутрь замка, и огромные опаленные двери под натиском сквозняков захлопываются за нашими спинами, я понимаю, где мы.

Гнездо Отшельника, старый замок брата убитого короля – Зуб дракона.

Именно здесь халларнский Потрошитель одержал свою первую победу. Говорят, что его небольшая армия прошла сквозь плотный строй опытных разъяренных воинов, словно стрела через паутину. Что убийца играючи отсекал головы всем, кто не успел встать на колени. И что с тех пор вода в соседних реках и озерах до сих пор кровоточит от пролитой в снег жизни тысяч северян.

Внутри холодно и тихо, сыро и тоскливо, как в склепе, куда так и не принесли покойника.

Я вижу лишь одну живую душу – сухонького горбатого мужчину, который ковыляет нам навстречу и что-то быстро бормочет на иноземной речи. Я едва ли разбираю пару фраз: «Какие приказания?», «Кто с девушкой?». Тьёрд просит позвать кого-то по имени «Иараха», и горбун исчезает, словно его и не было.

Тихо, нелюдимо. Только ветер где-то над головами и эхо тяжелой генеральской поступи, пока он со мной на руках идет по закопченному факелами коридору, где в старом кирпиче хорошо видны новые каменные заплаты. Когда за поворотом света становится больше, я случайно замечаю тень на стене: ноги, раскинутые руки, запрокинутая голова, как будто человек пытался прикрыть лицо от слишком яркого света. Оглядываюсь – но кроме нас больше никого нет. А когда Тьёрд проносит меня совсем близко, вдруг понимаю, что никакая это не тень, а намертво впечатанный в камень отпечаток человеческого тела. Как будто несчастный истлел за мгновения, и ужасный художник в память о нем оставил на старых камнях его оттиск из праха.

Я судорожно сжимаюсь и быстро выпускаю из кулаков одежду генерала, потому что именно он убил их всех. И каждая пылинка, каждая кость в глубоком рве вокруг – его рук дело.

Тьёрд все так же, не сбавляя шаг, словно его тело не знает усталости, поднимается наверх, на этажи под самой крышей. Заносит меня в комнату – и я слишком быстро вздыхаю с видимым облегчением, потому что здесь, наконец, долгожданное тепло. Ярко горит камин, в треногах – полные жаровни тлеющего лавового камня, и блики от огненных всполохов пугливо бегают по стенам.

Генерал укладывает меня в кровать, отворачивается, как мне кажется, для того, чтобы выйти, и я успеваю юркнуть под ворох одеял, почти сразу ощущая благодатное влияние тепла. И тяжелую от бессонной ночи голову.

Но Тьёрд никуда не уходит: открывает сундук, достает оттуда пару шкурных покрывал и небрежно набрасывает их на меня.

— Тобой займется лекарь, кхати, а потом…