21.12 - Дастин Томасон

— Верно, — кивнул он потом.

— И вообще не прионовая инфекция?

— Нет, болезнь вызвана прионами, но подхватил он ее как-то иначе.

— Как же именно?

Многие десятилетия медики знали о существовании связанного с прионами редчайшего заболевания, которое называлось БКЯ, или болезнью Крейцфельда-Якоба. Затем совершенно внезапно тысячи людей в Великобритании, употребившие в пищу мясо, полученное из одного источника, внезапно стали жертвами недуга со всеми симптомами БКЯ. Так «коровье бешенство» получило точное научное наименование — разновидность БКЯ. Разница заключалась лишь в том, что первое вызывалось генетическими мутациями, а второе передавалось через зараженное мясо. От этого пострадала экономика многих стран, и были приняты новые ограничения для поставщиков продуктов питания. Напрашивался только один вывод: нечто подобное происходило в данном случае и с ФСБ.

— Вполне вероятно, что он занес себе болезнь, съев зараженное мясо.

Джон Доу начал дергаться, спинки его кровати задребезжали. У Стэнтона накопилось множество вопросов. О чем говорит пациент? Откуда он? Кем работал прежде?

— Боже милостивый! — воскликнула Тэйн. — Вы имеете в виду, что появился новый прионовый штамм, которому присущи все симптомы ФСБ? Но почему вы думаете, что здесь всему виной мясо?

— Вуе, вуе, вуе…

— Потому что это единственный альтернативный путь подцепить прионовую инфекцию.

И если он был прав, если новый «родственник» ФСБ передавался через отравленное мясо, им необходимо выяснить его происхождение и узнать, в каком именно виде оно использовалось в пищу. Но самое главное — следовало установить, заразился ли тем же способом кто-то еще, были ли другие люди, которые уже заболели.

Джон Доу теперь вопил во весь голос:

— Вуе, вуе, вуе!

— Что же нам делать? — спросила Тэйн, повысив голос, чтобы перекричать его.

Стэнтон достал свой сотовый телефон и набрал номер в Атланте, который был известен едва ли пятидесяти специалистам во всем мире. Дежурная откликнулась после первого же гудка:

— Центр по контролю заболеваемости. Вы говорите по кодированной линии отдела чрезвычайных ситуаций…

Потертый кожаный диван в домашнем кабинете Чель был завален кипами газетных вырезок и старых номеров журнала «Лингвистика народности майя», а на ее рабочем столе рядом со сломанным компьютером лежали стопки чистых бланков иммиграционной службы, запросов об ипотечных кредитах и прочих бумаг с пометкой «Fraternidad»[13]. Единственным местом в комнате, где не громоздились книги, для которых давно не хватало места на полках, был небольшой квадрат восточного ковра. Там-то и провела Чель уже более часа, сидя на полу и рассматривая коробку, которую поставила перед собой.

Она теперь знала, что лежало внутри, — глифы, которые поведают миру невероятную историю ее предков, искусные рисунки с изображениями богов. Посвятив свою карьеру эпиграфике майя, то есть изучению древних надписей и письменности в целом, она теперь с трудом сдерживала желание снова развернуть полиэтилен и еще раз рассмотреть глифы, сфотографировать их, проникнуть в содержание текста гораздо глубже, чем она смогла в первый раз.

Но проблема заключалась в том, что с той минуты, как машина Гутьерреса отъехала от собора, у Чель из головы не шел образ бывшего коллеги на позорной скамье итальянского суда, дававшего показания под объективами камер местных фотографов и репортеров теленовостей. Предыдущий куратор отдела древностей музея Гетти, чей кабинет располагался практически рядом с местом работы Чель, попала под суд, когда выяснилось, что несколько экспонатов для коллекции она приобрела у разорителей гробниц. Она не только нанесла урон репутации музея и стала отверженной в мире науки, но и отбыла срок за решеткой.

А как догадывалась Чель, случись ей попасться, и музей Гетти, и Иммиграционно-таможенная служба в назидание другим накажут ее еще более строго. Одно дело — постфактум выяснить, что сертификат подлинности оказался поддельным, как было в случае с черепаховым сосудом Гутьерреса. Совсем другое — это кодекс! Ни один музейный совет в мире никогда не поверил бы, что ее ввели в заблуждение, когда она согласилась взять его.

Чель осторожно взяла коробку, которая весила не более пяти фунтов, и положила себе на колени.

Как этот письменный памятник вообще уцелел? Ведь в середине XVI века католическая инквизиция, стремившаяся искоренить языческие верования среди майя, устроила публичное аутодафе — огромный костер, в котором были сожжены пять тысяч священных книг, произведений искусства и летописей майя. Вот почему до сегодняшнего дня все ее коллеги по исторической специальности считали, что сохранились только четыре рукописи.

«Фрагмент Грольера» описывал циклы Венеры; в «Мадридском кодексе» перечислялись предзнаменования относительно урожая; «Парижский» служил руководством по религиозным ритуалам и празднованию нового года. Наиболее почитаемый Чель «Дрезденский кодекс» — древнейшая из дошедших до нас книг майя, которая датировалась примерно 1200 годом н. э., — была учебником астрологии, содержала хроники правления Властителей и опять-таки предсказания видов на будущий урожай. Но даже дрезденский документ не принадлежал к классическому периоду цивилизации майя. Каким же образом эта рукопись сохранилась так долго?

Раздался звонок от входной двери.

Начало девятого. Неужели Гутьеррес уже вернулся? Тогда останется лишь пожалеть, что она так и не осмелилась вновь открыть коробку. Или «черного копателя» уже арестовали? Ведь нельзя было исключать, что агенты ИТС следили за ним, когда он явился в церковь.

Чель схватила коробку и кинулась к стенному шкафу. Уже давно она обнаружила там потайную нишу, в которой лежали разного рода вещицы, оставленные жильцами, занимавшими этот дом еще в 1920-х годах. Коробку она спрятала под толстую пачку черно-белых фотографий Вествудской фермы, сделанных, как ей казалось, еще до Первой мировой войны.

Дверной звонок не унимался, и она пошла открывать.

Чель с огромным облегчением вздохнула, когда через боковое окошко увидела, что у порога стоит ее мать. Впрочем, облегчение мгновенно сменилось раздражением.

— Ты, должно быть, хочешь продержать меня здесь всю ночь! — такой была первая реплика Хааны, когда Чель распахнула дверь. Ростом еще ниже дочери, она надела сегодня синее хлопчатобумажное платье до колен — одно из многих, которые натащила с фабрики, где работала швеей с самого их прибытия в США. Даже с сединой в волосах и несколько располневшая, Хаана по-прежнему оставалась неброско красивой женщиной.

— Зачем ты пришла, мама?

Та подняла вверх руки с пакетами:

— Чтобы приготовить ужин. Или ты уже обо всем забыла? Так ты бросишь меня здесь на холоде или все же позволишь своей старушке войти в дом?