Тревожные люди - Фредрик Бакман

И Бог посмеялся.

Человек на мосту написал женщине в банке, которая говорила ему о моральном риске. Он записал ровно то, что должен был ей сказать. А затем прыгнул. Женщина из банка носила это письмо в сумке в течение десяти лет. А затем повстречала грабителя.

Первыми полицейскими, прибывшими к дому с заложниками, на место, оказались Джим и Джек. Дело было не в их компетенции, а в размерах городка: других полицейских поблизости не имелось, тем более за день до Нового года. В участке любили шутить, что если попробуешь вызвать подкрепление, то в ответ по рации тебе сообщат, что оно ушло в туалет и перезвонит позже.

А журналисты, понятное дело, уже собрались на месте. Хотя, возможно, по большей части это были соседи и любопытные – сегодня трудно понять, журналист ты или нет, потому что все фотографируют, снимают видео и документируют всю свою жизнь так, словно у каждого есть своя телепрограмма. Все в ожидании смотрели на Джима и Джека, как будто полицейские уж точно знают, что надо делать. Но они не знали. В этом городе никогда не брали заложников и не грабили банки, особенно в последнее время, когда появились банки с безналичным расчетом.

– Как думаешь, что делать? – спросил Джек.

– Я? Не знаю, это ты обычно все знаешь, – честно ответил Джим.

Джек растерянно посмотрел на него:

– Я никогда не имел дела с захватом заложников.

– Я тоже, сынок. Но ты ведь проходил этот курс? Где учат слушать.

– Активное слушание, – пробормотал Джек.

Да, курс был очень хороший, но Джек не знал, как применить полученные знания в данный момент.

– Ну да, – кивнул Джим. – Тебя там учили, как говорить с преступником, который взял заложников?

– Да, но чтобы слушать, нужен тот, кто будет говорить, а как нам установить контакт с преступником? – спросил Джек. Ведь они не получили от него никаких сообщений, он не требовал выкуп. Никаких зацепок. Кроме того, Джек понимал, что будь этот курс активного слушания так хорош, как утверждал их инструктор, то у него бы уже была девушка.

– Не знаю, – признался Джим.

Джек вздохнул:

– Папа, ты ведь работаешь полицейским всю свою жизнь, у тебя должен быть хоть какой-то опыт?

И тогда Джим попытался сделать вид, что у него, само собой, есть опыт, потому что папы должны объяснять своим сыновьям, как устроен мир, ведь в ту секунду, как мы перестаем это делать, уже не дети находятся под нашей ответственностью, а мы переходим под их. Поэтому папа прокашлялся, отвернулся и достал телефон. Он стоял так довольно долго в надежде, что сын ни о чем не спросит. Но тот спросил.

– Папа, – сказал Джек, заглядывая ему через плечо.

– Мм? – сказал Джим.

– Ты что, серьезно гуглишь «Что делать при захвате заложников»?

– Типа того.

Джек застонал и, согнувшись, оперся о колени. Проворчал себе под нос, что знает, что именно в скором времени скажет его начальство и начальство его начальства, когда позвонят сюда. Это будут самые ужасные слова, которые только известны Джеку.

– Может, позвоним стокгольмцам и попросим о помощи?

– Разумеется, разве мы когда-нибудь справлялись с чем-то без посторонней помощи? – Джим поднял взгляд на квартиру, где скрывался преступник. Выругался. С чего-то же надо начать, за что зацепиться?

– Папа? – вздохнул наконец Джек.

– Что, сынок? – спросил Джим.

– Что написано в Гугле?

Джим зачитал вслух, что для начала надо установить личность преступника. И узнать его требования.

Итак. Грабитель напал на банк. Подумайте теперь об этом.

К вам оно, понятное дело, никакого отношения не имеет. Как и человек на мосту. Вы ведь нормальный порядочный человек, который не собирается грабить банк. Нормальные люди знают, что есть вещи, которые ни при каких обстоятельствах делать нельзя. Нельзя врать, воровать, убивать, кидать камни в птиц. Это все знают.

Разве что в лебедей, потому что они пассивно-агрессивные засранцы. Но в других птиц нельзя. И врать тоже нельзя. Впрочем… ну, иногда все-таки приходится врать. Когда, например, ребенок спрашивает тебя: «Откуда так вкусно пахнет? ТЫ ЕЛ КОНФЕТЫ?» Но уж воровать и убивать-то точно нельзя, уж это все знают.

А если это Гитлер? Если ты вернулся в прошлое на машине времени? Да, Гитлера убить можно. Иногда приходится убить одного человека, чтобы спасти жизнь миллионам и избежать мировой войны, это всем ясно. Но скольких людей надо спасти, чтобы получить право убить человека? Миллион? Сто пятьдесят? Двух? Или одного? Точного ответа на этот вопрос не существует.

Возьмем пример попроще. Можно ли воровать? Нет, нельзя. Это все знают. Но ведь можно украсть чье-то сердце, это так романтично. А можно украсть губную гармошку у парней, которые играют на вечеринках, потому что это акт гражданского мужества. Или можно украсть что-нибудь маленькое, если оно тебе необходимо. Ничего страшного. А что-то побольше можно украсть? И кто в таком случае решает, что считать большим, а что маленьким? А если уж необходимо украсть, то как определить меру необходимости? Если чувствуешь, что все-таки украсть необходимо и это никому не повредит, то можно ли, например, ограбить банк?

Нет, все-таки банки грабить нельзя. Тут вы, конечно, правы. Вот вы никогда не ограбите банк, у вас с этим грабителем нет ничего общего.

Разве что страх. Все мы когда-либо боялись, вот и наш грабитель тоже. Наверное, потому, что и у него были маленькие дети и соответственно время поупражняться. Возможно, у вас тоже есть дети и вы знаете, что родителей не покидает страх оттого, что вы не знаете и не можете всего на свете и не справляетесь с этой жизнью. В конце концов мы привыкаем к постоянным провалам, и всякий раз, когда все-таки отвечаем детским ожиданиям, мы оказываемся потрясены. Вполне вероятно, что некоторые дети об этом знают. Поэтому время от времени понемногу идут нам навстречу в самых странных ситуациях, чтобы вдохнуть новую жизнь в наши легкие. Чтобы мы не пошли ко дну.

Но вот грабитель вышел утром из дома с рисунком в кармане, на котором были изображены обезьяна, лягушка и лось, – причем грабитель об этом не знал. Рисунок ему в карман положила нарисовавшая его девочка, дочь грабителя. У нее была старшая сестра, с которой, по идее, они должны были постоянно сражаться, как принято у сестер, но им это было почти несвойственно. Младшей разрешалось играть в комнате старшей – та не возражала. У старшей были дорогие сердцу вещи, которые младшая не портила из вредности. Когда сестры были маленькими, родители шепотом говорили: «За что нам такое счастье?» И они были правы.

После развода, в те дни, когда девочки жили у одного из родителей, по утрам в машине они слушали новости. Один из родителей попал в новостные сводки, но тогда они еще не знали, что именно он стал грабителем.