Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

что могли не ограничивать себя в употреблении быстрых углеводов, при этом не набирая вес. После таких внушительных вкусностей было естественно, что супруги сразу ложились в обнимку спать.

Бездетная жизнь давала много поводов для маленьких удовольствий. Тем более что у них никогда не хватало средств на что-то большее: сделать ремонт в квартире, поменять хотя бы мебель, съездить в отпуск, в конце концов. Маленькая зарплата Виталика была, пожалуй, его главным недостатком, и, не будь этого недочета, Марина, верно, назвала бы его лучшим мужчиной из всех, кого она когда-либо знала.

По натуре беззлобный, лишенный всякого расчета, исключительно порядочный человек, преподаватель политехнического университета, он никогда не начинал ссоры с супругой, прощал ей всякие колкости, истерики, нервные срывы, даже обвинения, зачастую необоснованные. И никогда не поднимал по своей воле тему отсутствия детей в их семье, столь неприятную для Марины.

На ее телефон весь день приходили сообщения по Ватсап, но она ничего не отвечала на них. И вот теперь, в самый разгар их послеобеденного сна, раздался звонок в дверь. Марина буквально скатилась с кровати и пошла встречать нежданного гостя. Открыв дверь, она ничуть не изумилась.

– Я думала, свидетели Иеговы опять явились. Но ты ничем не лучше, – пошутила она и сделала шаг назад, пропуская гостью.

Женя, скинув быстро пальто, прошла в маленькую шестиметровую кухню и села за стол. Бледные пальцы ее нервно стучали по столу. Марина последовала за ней и села напротив.

– Где Виталик?

– Спит.

– Очень хорошо. Я об Алине.

– О ком же еще. Ты ведь помешалась теперь на ней, – Марина взяла телефон со стола и стала листать ее сообщения, – сколько же ты сообщений настрочила мне меньше чем за день.

– Забудь про Ватсап, – быстро зашептала Женя, – зачем ты пытаешься разбить их семью? Зачем говоришь, чтобы они развелись? Ты ведь сама, при всем недовольстве мужем, не спешишь от него уходить.

– Конечно, а зачем? Я лучше пока не нашла. Вот и получается, кому что нравится, тот тем и давится.

– Тогда зачем внушаешь Алине, что она должна жить на алименты? Ты сама бы так хотела жить?

– Ничего зазорного в этом не вижу. Только у нас в стране платят алименты на детей, а я ребенка богатому мужику не рожу, понимаешь ли.

Марина пристально посмотрела на подругу, улыбаясь немного ехидно.

– То есть ты пытаешься за ее счет реализовать свои мечты? Или завидуешь, вот и пытаешься поломать ее жизнь?

– Завидую? Чему? Деньгам, что ли? Так и что им деньги их принесли? Много счастья? Да брось ты!

– Да-да, ты очень завистливый человек, я это теперь точно поняла. Мало того что неверный, так еще и завистливый.

– Слушай, какое тебе дело, как моя личная жизнь устроена? Я раньше никогда не понимала, почему женщины хуже всего относятся к существам своего пола. За спиной сплетничают, обсуждают, клевещут. Радуются неприятностям друг друга больше, чем собственным победам. А теперь, глядя на тебя, поняла: это все православная наша вера учит всех осуждать, порицать, и в первую очередь очернять женский пол. А тебе не кажется, что, будь во главе церкви женщина, все было бы ровным счетом наоборот?

– Не трогай, прошу, веру. Для тебя это понятие недоступное.

– А я и не трогаю веру. Я вообще-то рассуждаю о церкви. Это как бы разные материи.

– Нет, я не могу это слушать, – Женя вскочила, – я тебя только прошу об одном: ничего не смей советовать Алине. Семья – это единственное, что имеет ценность в жизни человека. Работа, друзья, хобби – все бренно, все преходяще, все пустое. Лишь в семье человек имеет истинную силу, опору. Без семьи человек как сорняк, от любого порыва ветра сломится, от любого дождя согнется.

– Ерунду говоришь ты. Вот уж сразу видно фанатика.

– Оставь ее, оставь, – Женя проглотила теперь гордость, закрыла глаза на, как ей казалось, безнравственность подруги и разговаривала с ней, будто ничего не знала о ней, все во благо Алины. – Она сама разберется.

Она встала и пошла к двери.

– Очень надо было, – отвечала Марина. – Мы все взрослые люди, в чужую жизнь нечего лезть.

Женя глянула на Марину тоскливым взглядом, будто говорящим, что с Мариной еще не все кончено и что ее еще можно «спасти», вытянуть из зыбучего песка бездуховности, раз она уступила ей теперь. Та прочла взгляд Жени и даже немного испугалась. Чтобы не дать крамольной мысли осесть и развиться в уме своей православной подруги, Марина быстро затворила за ней дверь.

Тем временем Алина с самого утра была занята делом: крепкий пьяный сон никак не помешал ей вскочить утром и вспомнить, сколько сверхважного ей предстояло сделать. Она решила для себя, что должна выяснить правду. И вот она уже изучала в интернете страницы детективов, которых ей скинула консультант. Созвонившись с одним из них, она договорилась о встрече и предоплате.

Детектив немного удивился тому, как решительно она была настроена начать работу в ту же минуту. Однако этому было простое объяснение: Костя был теперь у родителей, без нее, а значит, мог под любым предлогом уехать к любовнице, и она об этом не узнает. И вот тут-то детектив мог сразу же выяснить, чем он занимается. Если не приступить к слежке сейчас, можно было прождать еще неделю, а с таким волнением она не могла прожить и дня. Алина знала, что сломается, выскажет все мужу, а тот начнет лгать, и она поверит. А потом будет поздно, и консультант не одобрит такого ее безрассудного шага.

И вот она уже встретилась в кафе с детективом, быстро передала ему конверт и все данные мужа, номер машины, адреса, телефоны, фотографию, в конце концов, ссылки на социальные сети, хотя в них он был малоактивен. Все это время Женя писала ей с завидной скоростью сообщения в Ватсап о значимости семьи, но Алина не стала читать ничего. Она хорошо помнила, что сказала ей консультант о чужом вмешательстве.

И потом, ей стали вдруг резко отвратительны все советы, будто она поняла, что в этой тяжкой ситуации она совсем одна и никто не может ей помочь, а может только усугубить ее положение да порадоваться про себя ее горю. Верно, сейчас многие счастливы. Быть может, даже все они, все: Марина, Женя и Юля. Могла ли Юля злорадствовать, как и остальные?

В горле засела горечь, и всех людей, что она пропускала через свои мысли, словно опрыскивало этой горечью тоже, преображая, уродуя их лица. В какой-то момент Алина поняла, что нарочно преувеличивает