Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

никогда не ссорились, потому что из их отношений был целиком изъят быт. Так за чем же стояло дело? Она что-то упустила, мысль пронзила ее так внезапно, что у нее пошла гусиная кожа на руках и остановилось дыхание. И это было не просто что-то, а, быть может, самое значимое из всего, что было в отношениях между мужчиной и женщиной.

– Значит, вы окончательно решили, что будете сохранять семью? – спросила Дарья.

– А у меня точно получится? – замявшись, сказала Алина.

– Разумеется! – горячо заявила консультант. – Все в ваших руках. Как решите, так и будет.

Алина вновь взглянула на слащавое юное лицо разлучницы на фотографии, теперь казавшееся ей не просто глупым, а даже дебилоидным. Ее захлестнул новый наплыв ненависти. «Ну уж нет! Не будет по-твоему, мерзавка!» – пронеслось в голове.

– Да, решила, – твердо ответила она.

– Вы уже подумали насчет стратегии? – спросила Дарья.

Все выходные Алина только и думала о стратегии, предчувствуя, что детектив ничего хорошего ей не сообщит. Выбор был мучительным: с одной стороны, ей хотелось наказать Костю за измену, выгнать его из дома, добиться, чтобы он умолял о прощении. Но, с другой стороны, мысль о том, что он уйдет из дома к другой, что поначалу будет счастлив с ней, пока они с Дарьей не разрушат их идиллию, – эта мысль не давала ей покоя. Да и что будет с ее финансами все это время? Если он не сразу начнет платить алименты? Если придется идти в суд? На что она будет жить первое время? От одной идеи экономить на всем и зависеть от милости мужа у Алины темнело перед глазами.

– Я думаю, стратегия номер три, – послышался ее хриплый голос, – тихая война. Пусть он ни о чем не догадывается, как и она.

– Хорошо, тогда быстро пробежимся по плану на эту неделю, – затараторила Дарья, натура, по всей видимости, увлеченная и даже влюбленная в свою работу. – Помните, инициатива в этом деле наказуема! Сдерживаем эмоции, весь негатив, все недовольство, всю злость смываем в ванной по многу раз – умываемся холодной водой. Выходим из ванны, будто ничего не было. Константин не должен ничего заподозрить. Если вы ему расскажете, что все знаете, нам потребуется значительно больше времени, чтобы он вернулся.

Алина слушала консультанта, все больше убеждаясь, что та была помешанной на теме чужих мужей. Алина просто не могла вместить в себя такой объем информации. Она даже зевнула в какой-то момент. Но в конце пламенной речи Дарья внезапно остановилась и попросила ее повторить основные действия клиентки в течение первой недели.

Она неодобрительно покачала головой, выслушав сбивчивый пересказ Алины. Тогда Дарья выдала ей напечатанный конспект с кратким списком действий. В тот момент обманутая жена поняла, что она попала в цепкую хватку профессионала и ей самой придется подстроиться и играть свою роль как можно лучше.

Все утро Юля ждала сообщения от Кати, та обещала написать, лишь только что-то будет ясно. И если вчера мать думала о том, что будет с наслаждением пить свежесваренный кофе, когда Катя ест рис или манку на воде, потому что не сможет отказать себе в последней радости перед рабочим днем, то она ошиблась.

Не было радости. Не было удовольствия. Она вливала в себя горячий напиток как топливо, которое нужно, видимо, только для того, чтобы она могла двигаться и не падать от усталости, чтобы выполнять свой материнский долг. Она с удивлением смотрела и на стены вокруг, и на свою одежду – все вдруг стало бесцветным. Еда и кофе лишились запаха и вкуса.

Вот только то, что непременно нужно было заглушить – звуки собственных мыслей, терзающих и надоедливых, – наоборот, усилилось. Эти мысли оглушали, они раздражали так, что временами ей хотелось реветь на всю квартиру страшным нечеловеческим рыком, который прервет этот гомон хотя бы ненадолго.

В офисе Юля ерзала на стуле, пальцы, стучащие по клавиатуре, сильно покалывало. Ей страстно хотелось, чтобы время пролетело и ожидание закончилось, и она все поглядывала в Яндексе на статьи об отеках, но ничего дельного узнать из них не могла. Статьи все были написаны копирайтерами, не имевшими медицинского образования, содравшими абзацы у других таких же горемык-«журналистов», с ошибками и провалами в логике.

Как нестерпимо было ожидание, когда ей нужно было, непременно нужно было, чтобы прямо сейчас наступил вечер, чтобы пришла определенность, чтобы кончилось неведение. Новый коллега Алексей, который теперь сидел подле нее, участливо спросил:

– У тебя все в порядке? Выглядишь прямо расстроенной такой.

Юля не нашла что сказать, лишь пожала плечами.

В 8 утра от Кати пришло сообщение в Ватсап:

– Сдала анализ мочи. Взяли кровь из вены и из пальца.

– Хорошо, напиши, как только еще что-то сделают или скажут.

– Ок.

Чуть позже Катя отписалась, что сделали УЗИ, рентген грудной клетки, кардиограмму.

В двенадцать часов пришло следующее сообщение:

– Мама, приходила врач, сказала, что ты можешь приехать к ней до 4 часов дня, ей нужно с тобой поговорить.

Ну наконец-то! Врач сама хочет все рассказать, а то Юле уже начало казаться, что в больницах не принято вводить родителей в курс дела. Она пошла к своему руководителю отпрашиваться на длительный обед.

– На собеседование, что ли, поедешь? – прозвучала язвительная шутка одной из коллег, за которой последовал всеобщий глуповатый смех.

Юля поморщилась, таким образом сдерживая слезы, мгновенно выступившие на глаза. Самый первый раз, когда тебе наступают на больную мозоль, – самый неожиданный и едкий, потому что ты еще не готов, потому что ты еще не понял, что с этого момента так и будет: ты будешь страдать, а кто-то будет глумиться. Просто потому что не знает, не чувствует, не хочет знать. Женщина еще не догадывалась, как быстро она привыкнет к чужим пяткам на своей больной мозоли и как быстро перестанет их замечать.

Но в этот момент Юля глянула на коллег каким-то побитым взглядом. А затем быстро накинула пальто и побежала на парковку около офиса, к своей машине. Перед глазами всю дорогу стояли какие-то красные пятна, которые стали еще ярче, когда она приехала в больницу. В отделении она увидела Катю, та выглядела хуже – веки еще больше отекли, закрывая глаза почти полностью. Казалось, еще чуть-чуть, и она не сможет ничего видеть. Она была совсем на себя не похожа.

Обняв ее, Юля попросила ее вернуться в палату, а сама пошла к доктору. Обшарпанные стены вокруг, маленькие палаты, в которые, тем не менее, каким-то хитрым образом умудрялись поставить по пять-шесть коек, старые окна из усохшего дерева,