Закон сильной женщины - Галина Владимировна Романова

Воронов глянул на часы. Двадцать тридцать. Впереди длинный вечер, пустой и никчемный. В пустой квартире, где остались только диван и телевизор. Спальню Соня полностью опустошила. Из кухни тоже почти все вывезла, не взяла только стол и стулья, и то потому, что они ей не нравились. Еще старый холодильник ему оставила, который все недосуг было выбросить. Она сняла с окон шторы, забрала ковры и половики. Смела все с полок встроенной гардеробной. Не побрезговала даже кожаной курткой, которую сама ему подарила. О детской и думать не хотелось. Там она не оставила даже панно на стене, варварски выдрала его с клоками обоев.

Видно, хотела его таким образом наказать. Или семейный психолог присоветовал — чтобы сделать ему больнее.

Ему не жаль было вещей, бог с ними, с вещами. Да, создавали удобство, да, нравились, были привычными. Только все это было для семьи, а без них они зачем? Ему без Сони и Данилки в квартире и находиться не хотелось.

Может, этого и добивался Сонин семейный психолог, когда придумал оставить его в пустых стенах? Может, это именно теща выбрала такой изуверский способ наказать его за бездарно прожитые семь лет в браке?

Как бы там ни было, она своего добилась. В девять Воронов надел ветровку, взял ключи от машины и вместо того, чтобы коротать время у телевизора, двинулся куда-нибудь — так он для себя называл бесцельную вечернюю езду. Просто ехал сначала на заправку, заливал полный бак и кружил по городу часа два, а то и три. Иногда останавливался в людном месте, глушил мотор и наблюдал.

В основном за девушками. В основном за одинокими. Наблюдал и размышлял. Размышлял, сопоставлял и делал выводы.

Но сегодня он поступил иначе. Решил снова поговорить с теми мальчишками, которые нашли на пустыре Арину Богданову.

Их было трое. Один, Витек, оболтус и хулиган, из неблагополучной семьи. Врун из врунов — это Воронов понял еще месяц назад, когда впервые его увидел.

Второго мальчика, Сережу, воспитывала бабушка: родители работали вахтовым методом где-то далеко. Как считала бабушка, рос ее Сережа в строгости. Воронов пришел к другому выводу: улыбчивый тихушник Сережа казался много хуже вруна Витька. Хитрый, подленький, в искусстве вешать лапшу на уши запросто обставит троих Витьков.

Третий в этой компании, Егор, единственный был ребенком из нормальной семьи. Только вот вечно занятые родители проморгали тот факт, что их Егорка попал под дурное влияние. Мало того, стал по примеру приятелей врать и подличать. Курить, кстати, его тот же Сережа научил — таскал сигареты для обоих у бабки. У той склероз в начальной стадии, она разве углядит, сколько там из пачки пропало?

— А что ты хочешь, подростки. Все через такую школу жизни прошли, — хмыкнул Никита Сизов, когда Воронов пожалел вечно занятых родителей Егора, а заодно и мальчишку, сбивающегося с пути. — Другой вопрос, что из этой школы каждый вынесет.

Что бы его Данила вынес что-то из общения в дурных компаниях? Нет, этого Воронов точно не хотел. Но кто его спросит? Кто позволит вмешаться? Семейный психолог, она же теща Наталья Петровна, вспомнит все его прегрешения, заручится поддержкой коллег, соберет десяток справок с подписями спецов, чтобы оградить мальчика от дурного влияния неуравновешенного пьющего отца. Такими темпами она его, Воронова, и от работы отстранить может. Сука.

— Егора дома нет. — Дама в нарядном шелковом халате выглянула на площадку. Поправила высокую прическу. Оглядела Воронова. — А что вы хотели? Вы из школы?

Месяц назад Воронову пришлось общаться с отцом, мать тогда была в командировке.

— Нет, я из полиции. — Он показал удостоверение и поспешил успокоить мгновенно побледневшую мамашу: — Нет-нет, не волнуйтесь, ничего не случилось. Просто хотел кое о чем спросить вашего сына.

— На предмет? — Из-за спины матери выросла внушительная фигура. Папаша, тоже в халате, но в банном, белом.

— На предмет происшествия месячной давности, — коротко улыбнулся Воронов. И соврал: — Появилась новая информация, нужно ее проверить.

— Понятно. — Складка на мясистом лице отца разгладилась. — Боюсь, мы вам ничем не поможем. Егора нет.

— А где он?

— Его в городе нет, не только дома. — Отец широко развел руки, будто хотел со спины облапать жену. — Мы его от греха подальше к деду отправили, в Питер. Дед — кадровый военный, он ему спуску не даст. А станет бузить — вообще в кадетское училище отдадим. Так что…

— Так что извините, ничем вам помочь не можем. — Дама улыбнулась, неуклюже пролезла под рукой мужа и скрылась из глаз Воронова.

— И хотели бы уже забыть обо всем этом, — наставительно пробасил толстый папаша Егора. — О друзьях этих непутевых, об этой мерзкой находке. Всего вам, капитан!

Мужик с шумом закрыл дверь. Щелкнул замок. Из-за закрытой двери донеслось:

— Достали, мать твою! Какая-то шлюха под дозой забыла одеться, а мы отвечай.

Воронов поморщился, сделал шаг влево. Позвонил в соседскую дверь — в квартиру Витька. Сережа с бабушкой жили в соседнем подъезде.

У Витька долго не открывали. Потом что-то загремело, хрустнуло. С протяжным скрипом распахнулась дверь, обитая крашеной фанерой. Глянули два заплывших глаза.

— Че надо, мент? — Мать Витька почесала себя под левой подмышкой.

— Витя где?

Он сразу поставил ногу между притолокой и дверью, чтобы она не вздумала закрыть дверь у него перед носом. Мамаша проследила за его движением, криво ухмыльнулась. Пожала плечами.

— Где Витя ваш?

— Мой? — В голосе зазвенела ненависть.

Швырнуть бы эту бабу в корыто, полное мыльной воды. И замочить часа на два, чтобы отмылась как следует. От матери Витька несло грязными тряпками, перегаром, потом, еще черт знает чем, от чего его тошнило.

— Где сын, спрашиваю? — Он повысил голос и угрожающе навис над ней. — Лишить тебя материнства? Отправить его в детский дом, а тебя на нары?

— Чего сразу на нары-то? — обиделась она.

— За тунеядство!

— А хрена там! — Она показала заскорузлый кукиш и повертела им туда-сюда. — Работаю я, всегда работаю. Официально с трудовой книжкой. Так-то, мент.

— А чего нажралась тогда, раз работаешь?

— Имею полное право в законный выходной. — Она подперла бока кулаками, и ее тут же повело в сторону, пришлось хвататься за притолоку. — Витька у овощного трется наверняка, конца смены ждет. Они до десяти работают.

— Зачем трется?

— А пересортицу ему отдают, которую не продали. Помидорка где-то помялась, апельсины заплесневели или яблоко с одного бока подгнило. Бананы вчера принес — вполне, знаешь. Закусывали и Витька хвалили.

— Вот же дура: сын — добытчик, а ты пьянь! И не стыдно тебе? Пойдет по твоим стопам — тебе понравится?