Разбойничья злая луна - Любовь Лукина

Голорылый снисходительно улыбнулся.

— Разумеется, нет, — подтвердил он. — Но своими поступками ты дал повод многим людям усомниться в этом. Так что вина твоя очевидна…

С этими словами досточтимый покинул отсек.

— А ты знаешь, как мы обычно поступаем с доносчиками? — сонным голосом осведомилась Алият. — Если поймаем, конечно…

— Да раздроби тебя кивающий молот!.. — выругался сквозь зубы Ар-Шарлахи и вновь отвернулся к стенке.

* * *

Лучше бы он не заговаривал с этим сановником. Снова зашевелились самые нехорошие предчувствия. Ар-Шарлахи лежал на боку и бессмысленно разглядывал тонкое стальное кольцо на запястье. При Орейе Четвёртом таких оков не водилось… Были тяжёлые железные кандалы, часто ржавые. Но, кстати, освободиться от них было куда легче. А эти… Изящный браслетик, ни дать ни взять женское украшение, да ещё и с замочком, а попробуй распили! Ничем ведь не распилишь!.. Да, много чего научились делать в Харве за последние пять лет. Эпоха боевых щитов и стальных цепей…

Ар-Шарлахи криво усмехнулся и тут же вновь встревожился. Судя по всему, каторга давно миновала второй внутренний порт и теперь явно направлялась к первому. Ну, это вообще что-то неслыханное! Первый порт был расчищен и вымощен сто с лишним лет назад, когда Харва представляла собой скопище крытых пальмовыми ветками хижин, жмущихся к сторожевым башням цитадели и ныне упразднённому храму Четырёх Верблюдов. Слишком маленькая, чтобы принимать боевые каторги, эта древняя гавань использовалась теперь исключительно как стоянка лёгких, похожих на безделушки судов, принадлежащих знати и предназначенных в основном для церемониальных выездов да увеселительных прогулок.

— Тюрьму проехали… — упавшим голосом сообщил Ар-Шарлахи, полуобернувшись. — Неужто и впрямь к государю?..

Алият, как и следовало ожидать, не ответила. Приглядевшись, Ар-Шарлахи понял, что она не спит, а напряжённо прислушивается к чему-то. Прислушался и он. На палубе неподалёку от их отсека два мужских голоса вели негромкий разговор.

— …подгонишь каторгу вплотную к дворцу, высадишь обоих — и сразу назад.

— Высаживать связанными?

— Нет… Это лишнее.

— Охрана?

— Охраны тоже не нужно. Там их примет стража государя…

Голоса откочевали в сторону кормы, стали невнятны. Судя по всему, это прогуливались, беседуя, погонщик почтовой каторги и принятый на борт сановник.

— Да что ж вы там такого вдвоём натворили?.. — не выдержав, сипло спросил Ар-Шарлахи и ответа опять не получил.

Впрочем, Алият и не успела бы ответить, потому что дверца отворилась вновь, и в отсек протиснулся огромный стражник. Дважды щёлкнув крохотным ключиком, освободил Ар-Шарлахи от оков и, вытолкнув наружу, склонился над Алият:

— На выход! Быстрей, быстрей, не задерживаться!..

И всё-таки, ступив на трап, Ар-Шарлахи не мог не приостановиться, за что тут же получил толчок в спину. Столицы красивее Харвы он не знал и даже представить был не в силах. Перистая зелень, ажурный розовый камень и с трёх сторон возносящиеся в зенит горы — ледяные, ребристые, словно покрытые испариной. А между ними — пронзительно синее и словно бы влажное небо. Небо, которое можно увидеть только здесь.

Стража государя действительно ждала их у трапа — рослые молчаливые ребята с каменными лицами, все в чёрных шёлковых халатах. Без щитов и, если не считать пары кинжалов на поясе, можно сказать, безоружные. Да и зачем в Харве зеркальные щиты? Разве что для парада… Однако когда пальцы стражей сомкнулись на обоих запястьях Ар-Шарлахи, он почувствовал, что из стальных браслетов вырваться было бы проще.

Их повели по замшелой брусчатке к Малому дворцу. Краем глаза Ар-Шарлахи видел розовый куб храма. Сверху углы здания (там, где раньше красовались изваяния верблюдов) были теперь отбиты и полуобрушены. Вон на том, обращённом к востоку, стоял верблюд по имени Ганеб — мощный, с шипами на узловатых коленях, с шеей, закованной в чешуйчатую броню…

Сзади скрипнули оси — почтовая каторга отползала задним ходом.

Лестница, ведущая на крыльцо дворца, была столь широка, что узников повели рядом. Ар-Шарлахи повернул голову и заметил не без злорадства, что Алият очень бледна… Что, кобра? Страшно? Вот так-то!

Шутки кончились… Однако уже в следующую секунду он и сам задохнулся от страха. Там, за дверьми ажурной ковки, в сумрачной глубине дворца их обоих ждала судьба…

* * *

— Вот они, государь! — с трепетом объявил вывернувшийся из-за спин стражников голорылый сановник в пламенном халате.

Несмотря на то, что у Ар-Шарлахи уже закатывались глаза и не слушались ноги, он всё же не мог не отметить краем сознания всю неожиданность происходящего. Не было ни доклада, ни церемониала… Вот так, запросто, целой толпой вломиться в покои государя? Даже досточтимый Ар-Маура — и тот требовал к себе большего уважения!.. Поразило и другое: в просторном покое, убранном мрачными лиловыми шелками, никого не было. За небольшим заваленным свитками столом сидел лишь скромно одетый секретарь. Мелькнула оторопелая мысль, что государь, должно быть, и впрямь непостижим… для взора простых смертных…

Но тут секретарь вскинул голову. Ар-Шарлахи увидел бледное измождённое лицо с глубоко запавшими, нечеловечески пристальными глазами — и содрогнулся. Не могло быть у секретаря таких глаз! За столом, заваленным свитками, сидел сам Улькар Единственный — бессмертный, непостижимый и всемогущий.

В следующий миг государь стремительно встал из-за столика и подошёл к Ар-Шарлахи почти вплотную. Тот невольной отшатнулся. Невысокий, сухощавый, с чёрными тенями у глаз.

Улькар совершенно не походил на свои многочисленные изображения. Ар-Шарлахи всегда казалось, что он должен быть куда старше. По меньшей мере ровесник Ар-Мауры…

— Лица!.. Лица откройте!.. — прошипел сановник, — Перед государем стоите!..

Запавшие пристальные глаза обратились к говорящему. Возникла чуткая испуганная тишина.

— Ты полагаешь, досточтимый Тамзаа, — раздался негромкий надломленный голос, — что какая-то тряпка помешает мне заглянуть в душу подданного?

Произнеся это, государь резко повернулся к Ар-Шарлахи, буквально въевшись в него глазами. Трудно сказать, что именно прочёл он в душе узника, но тонкие язвительные губы непостижимого и бессмертного дрогнули в улыбке. Недвижными башнями чёрного шёлка сзади замерла стража. Сановник гнулся в виноватом полупоклоне.

— Ну что ж, беспокойный мой подданный Шарлах, — медленно проговорил государь. — Дела твои мне известны, но меня они не интересуют. Будем считать, что их не было вообще… А призвал я тебя, чтобы задать один-единственный вопрос… — Улькар умолк, осунулся, потом вскинул обведённые тенями глаза и, перейдя вдруг почти на шёпот, спросил: — Дорогу к морю — знаешь?

— Непостижимый и бессмертный, я…

— Без церемоний! — Улькар предостерегающе поднял руку. — Молва утверждает, что ты открыл дорогу к морю. Отвечай просто: да или нет?