Призрак - Александр Рудазов

Бабушка тоже припомнила, что ей снилось нечто похожее, но только сам факт, без подробностей. А брат и отец вообще забыли о его визитах и теперь расспрашивали Надю.

Конечно, никто не воспринял эти сны всерьез. Просто приснился покойный брат/внук — что тут такого? Данилюку и самому снился дедушка, когда того хоронили… блин.

Изо всех сил стараясь вспомнить тот сон десятилетней давности, Данилюк пропустил момент, когда стали закрывать крышку гроба. Мама подошла проститься последней, положила у изголовья любимые темные очки Данилюка — яркими солнечными днями он с ними не расставался.

Данилюк умиленно улыбнулся… и вдруг почувствовал в кармане шевеление. Сунув туда руку, он обнаружил эти самые темные очки. В призрачном виде, понятно.

— Спасибо, мам… — изумленно произнес он, тут же их надевая.

Сейчас они ему требовались, как змее перчатки, но все равно было очень приятно.

Гроб опустили в яму и закидали землей. Рядом оставили рюмку водки, несколько конфет в фантиках и маленькую кладбищенскую свечку. Данилюк наклонился и поводил рукой сквозь пламя.

Тепла, конечно, не чувствовалось. И огонек даже не дрогнул. Тряпочкин, если ему верить, научился подталкивать тарелку на спиритических сеансах — значит, это все-таки возможно. Только вот как именно это делается, Данилюк спросить забыл.

Ладно, в следующий раз.

Народ еще немного постоял возле могилы, а потом начал расходиться. Одни по домам, другие погрузились в автобус. Родители арендовали для поминок небольшую столовую в соседнем квартале.

Данилюк на поминки решил не ехать. Не хотелось и дальше травить душу, глядя на горестные лица. Все, кончено, книга жизни закрыта.

Вместо этого он остался сидеть на своей могиле, рассеянно глядя на табличку. «Алексей Валерьевич Данилюк, 14 августа 1986 года — 25 февраля 2015 года«. Вот и все, что от него осталось. Кусок земли и деревянный крест с надписью.

Крест… а почему они поставили крест? Данилюк не был крещеным. Он вообще не верил в бога. Он думал, что после смерти будет… ничего не будет. Просто перестанешь существовать. Как свет выключили.

Выходит, ошибался.

Сидеть на могиле и дальше смысла явно не было. При жизни Данилюк считал похороны бессмысленным ритуалом. Зачем закапывать в землю мертвое тело, а потом еще и украшать его чем-то сверху? Пустой расход времени и сил. На одних гробах сколько можно бы сэкономить!

Теперь, когда он умер… его мнение не изменилось. Да, он каким-то образом знал, чувствовал, что труп там, внизу, но ему от того не было ни жарко ни холодно. Лежит в могиле, ну и пусть лежит. Как старая квартира, из которой съехал.

Данилюк уже собирался уходить, когда заметил что-то боковым зрением. Повернувшись, он увидел у соседней могильной плиты двух жутко странных типов. Они смотрели прямо на него — без особого интереса, но явно его видели.

Первый выглядел как мертвец. Полуразложившийся, в каких-то истлевших обносках, а вместо головы — череп. Из голых костей росли седые волосы и длинная пушистая борода.

Второй был карликом. Едва по колено Данилюку, тоже бородатый, с огромными мохнатыми ушами. Одет он был в какой-то армяк… зипун… Данилюк не разбирался в старинной одежде.

При жизни его первым порывом было бы задать стрекача. Кто не задал бы, увидев подобных типов? Но теперь… теперь он сам такой же. Хотя не совсем такой же, конечно, но в любом случае тоже призрак.

Кем еще могут быть эти двое, если не призраками?

Конечно, они могут оказаться голодными духами. Особенно вот этот, с черепом. Но они вроде мирные, нападать не нападают, характерных зубищ у них нет…

— Алекшей Валерьевич, жначит, — прочел надпись на кресте трупообразный призрак. — Ш прибытием. Добро пожаловать на мое кладбище.

— А… спасибо, — неуверенно кивнул Данилюк. — С кем имею честь?

— Демьян Федорович, — представился трупообразный.

— А меня просто Прокопом величай, — сказал карлик.

— Ага. Очень приятно. А… что значит, на ваше кладбище? Вы тут… директор, что ли?

— Не директор он, а Хозяин, — поднял палец Прокоп. — Хозяин Кладбища. Есть такая профессия.

— Ого, — только и сказал Данилюк.

Оказалось, что Хозяин Кладбища — это действительно дух… но не призрак. Все призраки — духи, но не все духи — призраки. И Хозяин Кладбища — это такой особый дух, которым обычно становится самый первый, кто здесь похоронен. Как вот Демьян Федорович — его тут прикопали в конце двадцатых, еще до официального открытия собственно кладбища.

Ну а Прокоп тоже оказался духом — и тоже не призраком. Домовым он оказался.

Данилюк особо даже не удивился, услышав, что домовые, водяные и лешие — тоже не сказка и нормально себе существуют бок о бок с людьми.

— Я тут вообще-то редко бываю, — сказал Прокоп. — Моя высотка-то далеко отсюда, аж на Ташкентской. Это я так, в гости зашел, покалякать о всяком.

— На кладбище?.. В гости?..

— Ну а что? На кладбище тоже наши живут. Тут двор ухоженный, соседи спокойные…

— А ты, жначит, по матушке иж Некрашовых будешь, — задумчиво молвил Хозяин Кладбища. — К родне в могилку, жначит. У меня тут ваших-то уж немало лежит, оно конечно. Так-то мешто-то уж на Городшком кончилошя почти, у меня теперь редко новые поштояльцы. Ошобенно такие, чтобы шами швое тело-то шопровождали. Ну что, Лёшка, выпьем жа упокой твоей души-то?

Демьян Федорович деловито цапнул с могильной плиты рюмку водки. Данилюк аж выпучил на это глаза — привык уже, что призраки не могут ни до чего дотрагиваться.

Но Хозяин Кладбища был не призраком. Он преспокойно выжрал водку и закусил конфетками. Было откровенно жутко смотреть, как их перемалывают зубы голого черепа.

— Вообще-то, это мне поставили, — слабо запротестовал Данилюк.

— Нет, паренек, шалишь, — хмыкнул Демьян Федорович. — Это мне поштавили. Как Хожяину Кладбища, подношение. Чтоб я, жначит, жа могилой твоей приглядывал, да коштей твоих не ворошил.

— Да ничего подобного! — возмутился Данилюк. — Это покойному!

— Жабыли люди ижначальный-то шмышл подношений. Ты вообще думаешь, кто вшу эту водку выпивает?

— Я думал, бомжи.

— Иногда и они, конечно. Мне-то одному много не надо. Но вообще-то это мое. По жакону. По традициям.

Данилюк смолчал. Честно говоря, он понятия не имел, в чем смысл этой традиции — оставлять покойному водку и конфеты, — но был уверен, что это все-таки предназначено ему. А не какому-то кладбищенскому упырю.

Даже обидно слегка.

— Да ты не рашштраивайша, тебе там тоже ошталошь, — махнул рукой Демьян Федорович.

— Что осталось-то? — буркнул Данилюк. — Ты все выпил.