Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

Лупе действительно очнулась. Ее била запоздалая дрожь, лицо женщины было даже не белым, а каким-то синюшным, но крапчатые, словно камень-листвичник, глазищи смотрели осмысленно, она даже умудрилась сесть, опираясь на руки Гвенды и Катри.

— Мое имя Рене-Руис-Аларик рэ Аррой и Рьего. — Адмирал представился деревенской колдунье так же, как представлялся бы королеве. — Я направляюсь в Таяну и могу взять вас с собой. После того, что вы пережили, оставаться в Белом Мосту — безумие.

— Почему?! — запротестовала Катря. — Лупе, оставайся, мы тебя в обиду не дадим…

— Помолчи, — перебила кареглазку Гвенда, — мы не можем ходить за ней с арбалетом, а от Гонзы каких только пакостей не дождешься. Нечего ей тут делать. Дан берет ее с собой, он за ней и присмотрит… Мы премного наслышаны про вас, проше дана. Вы — справедливый человек, и вы… все правильно решили. Лупе, посиди здесь, я вещи соберу…

— Я ничего не хочу брать, я… вы… Да, пожалуйста, увезите меня отсюда. Гвенда, дорогая, пусть будет, словно я умерла…

— Ты что, ничего не возьмешь? Совсем?!

— Совсем…

— Так тебе ясновельможный дан и позволит без ничего кататься!

— Отчего же не позволит, — блеснул глазами Рене. — Но я бы все-таки взял кое-что из одежды и, может быть, какие-то травы. Вы не представляете, как часто воины нуждаются в хорошем знахаре.

— Я поняла, — прошептала Лупе, — мы с Катрей все соберем.

— Вот и хорошо. Диман, — герцог обратился к поджарому командору, — пошли кого-нибудь с женщинами, а потом догоняй нас, мы поедем шагом.

Не прошло и часа, а о разыгравшихся в Белом Мосту небывалых событиях напоминала лишь клубящаяся в воздухе пыль. Вскоре опустилась на землю и она.

1

Молоденький нетопырь, старательно трепеща крылышками, перелетел большую бледную луну. Роман проводил существо взглядом. Интересно, почему люди так боятся превращения в жаб или летучих мышей, ведь те не так уж и плохо живут. Набивать брюхо, производить себе подобных, не ломать голову над судьбами мира — разве не таким видит счастье множество двуногих?

Бард потянулся и перевернулся на бок. Костер давно догорел, но ночь выдалась теплой, к тому же для Романа дорога давно стала жизнью, а жизнь — дорогой. Ночевать под звездным небом он любил, но сегодня отчего-то не спалось, и дело было не в ночной росе, а в событиях, обрушившихся на него в последние дни. Роман еще и еще прокручивал в памяти случившееся и так и не мог понять, было ли это вереницей случайностей или же он оказался втянут в чью-то игру. Последнее раздражало — Роман привык, чтобы под его гитару плясали другие. Беспокоило и появившееся в пуще чудовище.

Бард и адмирал долго расспрашивали Лупе, оказавшуюся слишком грамотной и изысканной для деревенской колдуньи… Что ж, каждый имеет право на свои тайны. Если ведьма захочет пооткровенничать, он с готовностью выслушает ее историю, наверняка связанную с разочарованиями в любви и желанием посвятить себя страждущим, но сейчас главное — пуща, которая, по словам Лупе, и в самом деле была ласковой.

Там под кленами росли медоносные травы, журчали ручейки со вкуснейшей водой, а в самой глубине пряталось озеро, облюбованное множеством птиц. На юго-западе пуща смыкалась с Кабаньими топями — заповедным болотом, тянущимся на юго-восток до самых Последних гор, а на западе сливающейся с родной Роману Озерной Пантаной. Люди в топях пропадали, не без этого, но обычно по собственной дурости и не чаще, чем в любом другом болоте.

За пять прожитых в Белом Мосту лет Лупе ни о каких лесных людоедах не слышала. Зверье в пуще и дальше к Лисьим горам водилось в изобилии, но олени, косули, кабаны, даже волки или спятивший медведь сотворить такое, да еще поздней весной не могли. Лупе вдоль и поперек излазила ближайший к селу кусок пущи в поисках трав и кореньев и чувствовала себя там в полной безопасности. До недавнего времени.

Все началось, когда знахарка пошла собирать первые в этом году медунцы и вдруг почувствовала себя неуютно. На следующий день она не смогла заставить себя пройти дальше опушки. Лупе не была суеверной, но своим чувствам привыкла доверять. Колдунья присела на пригорок и попробовала понять, что же изменилось. Вскоре ей стало ясно, что она не слышит птиц; куда-то пропали и белки. Тишину нарушали только кружащиеся над цветами пчелы, да и тех было куда меньше, чем неделю назад. Лупе еще немного подумала и полезла на дерево, в дупле которого, как она точно знала, жили пестрые дятлы. В гнезде лежали остывшие яйца. Конечно, родителей мог прикончить удачливый хорек или сова, и Лупе осмотрела все известные ей гнезда — хозяев не оказалось нигде. Знахарка разбила несколько яиц и поняла, что кладки давно брошены. Может быть, как раз в тот день, когда ей смертельно не захотелось идти в лес. Ночью в Белом Мосту завыли собаки, и это Лупе совсем уже не понравилось.

Сельчане были заняты в полях, лежавших в стороне от пущи. Забрести туда могли разве что ребятишки, и Лупе решила предпринять еще одну попытку, а потом переговорить с войтом. Она знала Рыгора и верила, что тот к ее словам прислушается. Хуже было другое: колдунья не могла придумать никакого объяснения. Увы, в пущу, несмотря на всю свою решимость, Лупе войти не сумела. Ноги отказывались слушаться, сердце бешено колотилось, в ушах звенело. Женщина постояла среди первых деревьев и побрела назад. По дороге она встретила наладившихся за цветами девчонок и не пустила их дальше, а потом наткнулась на Панку, которую терпеть не могла. Девушка принарядилась, и колдунья поняла — спешит на свидание. Свидания же окрестная молодежь привыкла устраивать в пуще на Земляничном пригорке. Лупе поколебалась, но все же попробовала уговорить дуру вернуться.

Дело кончилось ссорой. Лупе отправилась домой, ей стало плохо. Она сварила себе маковый отвар и провалилась в тяжелый сон. Пришла в себя только на площади. Что ей снилось, она не помнит, осталось лишь ощущение холодной жути. Может, Панка, поняв, что ее ждет, вспомнила предупреждение и мысленно закричала, призывая ведунью. Лупе услышала, но проснуться из-за зелья не смогла, вот и заблудилась между явью и бредом.

Знахарка давно уже спала, свернувшись калачиком на мужском плаще, а Роман и Рене обсуждали местные страхи, старательно обходя Божий Суд. Из разговора Роман вынес, что герцог — человек умный, наблюдательный и говорит далеко не все, что знает. Приемлемого объяснения лесного безобразия они не нашли и сошлись на том, что соваться на ночь глядя в пущу не стоит, но на рассвете надо идти и искать. Что бы там ни бродило — раз оно способно разодрать человека на куски, у него есть когти и зубы, а значит, и следы. На этом и закончили. Герцог заговорил со своим командором, а Роман, пользуясь случаем, ушел. Он еще не был готов отвечать на вопрос о загоревшихся в полете стрелах. И дело не только в том, что в ход пошла Недозволенная магия высочайшего уровня, — результат превзошел ожидания барда и, что греха таить, умение.