Вторжение. Земля за Туманом - Руслан Мельников

«Белка, — упрямо твердил про себя Лукьяныч, — без вариантов белка. Завязывать с водярой нужно, пока не поздно».

Он как мог убеждал себя, что допился вконец, до ручки и… И не верил сам себе. Слишком уж все казалось реальным и правдоподобным.

«Суки, — уже без злости, с обреченной печалью подумал Лукьяныч. — Что ж это за фигня такая-то? Как же это меня угораздило-то? Вот ведь блин горелый, а…»

* * *

Когда братья Тюрюушэ и Тюрюубэн утащили связанного колдуна с дороги, Далаан, обнажив саблю, осторожно подступил к рогатой колеснице. Нужно было узнать наверняка, что же это такое. Железная повозка или железный демон?

Колесница, увязшая в высокой пшенице, стояла неподвижно. Колесница молчала. Огненный глаз впереди погас. Красные огоньки сзади тоже не горели.

Далаан ощущал резкий тошнотворный запах и тепло, как от остывающего очага. А вот страха он не чувствовал. По крайней мере, того сильного страха, который сковывает члены или побуждает бежать без оглядки.

Далаан все же склонялся к мысли о том, что в густых зарослях застряло не живое существо и не злобное порождение тьмы, а груда металла, неспособная без наездника-шамана причинить кому-либо вред.

Он ткнул трехколесную повозку саблей.

За спиной охнул Очир.

Острие скрежетнуло по металлу, вспороло мягкое седло без лук.

И — ничего. Далаан осмелел еще больше. Нет, это определенно был не демон: демон уже набросился бы на него. Это было тем, чем было. Тэмэр тэрэг. Железная телега. Безлошадная колесница, движимая неведомыми силами, но не опасная сама по себе.

Чтобы окончательно, раз и навсегда доказать это себе и своим воинам, Далаан взмахнул саблей снова. Рубанул, что было сил…

Изогнутый клинок обрушился под рога самобеглой повозки — туда, где и у зверя, и у демона должны располагаться голова и загривок. Звякнуло. Тонкий металл поддался заточенной боевой стали. Лошадиный череп — и тот оказался бы прочнее!

В наступившей тишине послышалось журчание. Из разрубленного железа заструилась желтоватая зловонная жидкость. Кровь колдовской тэмэр тэрэг? Или ее пища?

Шаманская колесница не шелохнулась и на этот раз. Не напала, не стала драться за истекавшую кровь или пищу. Потому что повозки не дерутся. Повозки — это всего лишь повозки.

Далаан усмехнулся.

— Это, — он поднял саблю высоко над головой, — сильнее этого…

И ударил снова. В погасший глаз самобеглой колесницы. Глаз лопнул, разлетелся вдребезги, посыпался на землю множеством осколков. И опять ничего не произошло.

— Да! Да! Да! — улыбаясь, закивали воины. — Ты прав, Далаан-унбаши! Наши сабли сильнее. Наши сабли одолеют любых шаманов и демонов этого мира. Хур-ра! Хур-ра!

Очир кивал вместе со всеми.

Сначала его везли, будто тюк — перебросив поперек лошади, обмотав веревками и накинув на голову мешок. Везли вроде бы не очень долго, но и того хватило: жутко ныли отбитые о конский хребет потроха.

Потом сбросили на землю и сдернули с головы вонючий мешок. Лукьяныч огляделся. Ёма-ё! Целый табор вокруг! Огни, палатки, кони, все те же китайцы (и откуда их взялось-то столько?) — в железе, с копьями и саблями. И дикая степь куда ни глянь. Подобных мест Лукьяныч вблизи Южанска не знал.

Лукьяныча подняли, подхватили, потащили к большой округлой палатке — то ли чуму, то ли шатру.

У входа стояли воткнутые в землю длинные жерди с целыми связками из лошадиных хвостов и горели костры. Не столько горели даже, сколько дымили сырой полынью. Горьким дымом связанного Лукьяныча окуривали так усердно, что он едва не задохнулся.

Дальше — больше. Из дыма вынырнул какой-то узкоглазый дикарь в рваном лоскутном халате — старый, маленький и сухой как вобла. Дикарь принялся скакать кругами. При этом сумасшедший китаец пронзительно кричал и стучал над ухом в расписной бубен.

Было паршиво, больно и страшно. Лукьяныч все больше и больше уверялся, что причина происходящего крылась вовсе не в паленой водке. В другом следовало искать причину. Эх, знать бы еще в чем…

Лукьяныч быстро трезвел. Едкий дым действовал как нашатырь, а гулкие удары бубна, казалось, выбивали из головы весь хмель. Наконец бубен и крики стихли, дикая пляска прекратилась. Маленький китаец юркнул в шатер и через некоторое время что-то выкрикнул изнутри. Лукьяныча тотчас же впихнули под тяжелый войлочный полог. К тому времени он был уже трезв как стеклышко.

Внутри оказалось темно и тихо. И китайцев здесь было совсем немного. Несколько стражников в тени да плясун с бубном, тоже державшийся в сторонке.

В самом центре, под крепким и закопченным опорным столбом, дотлевали обложенные камнями угли. Вверху зияла прорезанная в плотном войлоке круглая дыра, в которую можно было увидеть звезды. Дымоход такой у них, что ли?..

У затухающего огня сидели двое. Один — молодой, свирепого вида азиат. Другой — грузный, пожилой, тоже из узкоглазых — почти старик уже. Седой и смурной. Страшный.

«Ну и харя!» — ужаснулся Лукьяныч, едва подняв на него глаза.

Харя действительно была та еще. Лицо рассечено. Жуткий застарелый шрам тянется через лоб, щеку и левый глаз. Вернее — глазницу: глаза, по которому прошлась багровая полоса, давно уже нет и в помине.

Правой скрюченной рукой — вероятно, тоже пораненной — старик старался не шевелить. Палец левой ткнул в сторону Лукьяныча. Чуть шевельнулись сухие губы.

— Хэн? — услышал Лукьяныч. Кажется, его о чем-то спрашивали. — Хэн чи?

Здоровый глаз старого калеки смотрел не мигая. В узкой щелочке на разрубленном лице отражался свет костра.

Изо рта Лукьяныча вырвали кляп. Рук, правда, не развязали. Болезненный толчок в спину был как недвусмысленный приказ: отвечай, мол.

— Чиний нэр хэнбэ?! — прозвучал новый вопрос. Похоже, старик начинал злиться.

Лукьяныч и рад был бы ему ответить. Вот только бы понять, что от него хотят услышать.

— Чи ую хийдэг вэ? — брызнул слюной старый китаец.

Опять ударили в спину. На этот раз сильнее. Лукьяныч аж охнул от боли. Покосившись, заметил: бьют-то не абы чем — копейным древком. Пока что тупым концом. Но этак и обычной палкой до смерти забить можно.

Он тряхнул головой:

— Мужики, вы вообще кто, а?

Старик у огня переглянулся с молодым китайцем, что сидел рядом. Тоже, видать, какой-то местный авторитет, даром что сопляк еще совсем.

Бить снова Лукьяныча не стали, и он приободрился:

— Не понимаю я вас ни хрена. Какого лешего вам вообще от меня надо-то? Объясните по-человечески вперед того, как палкой махать! Если из-за кукурузы весь сыр-бор — ну так и скажите. Договоримся уж как-нибудь. Хотите — отработаю, хотите — мотоцикл забирайте.