Остров света - Арсений Снегов

Ошеломленная толпа молчала. Все глядели на Машу. Глядели так, словно она только что выскочила из какой-нибудь «летающей тарелки». Или словно у нее вырос вдруг второй нос. Во взглядах ребят и девчонок было восхищение вперемежку со священным ужасом. И вконец обалдевшей от всего происходящего Маше не оставалось ничего другого, как, прижав к себе букет, со всех ног броситься прочь.

– Маша, куда ты? Подожди! – крикнула ей вслед, кажется, Леночка Стасова.

Но Маша Копейко не остановилась. Не переводя духа, она добежала до своего подъезда. Взлетела по лестнице на третий этаж. Открыла дверь квартиры и, бросив в прихожей школьную сумку, упала без сил на диван в своей комнате. В руке Маша все еще сжимала подаренный ей легендарным Димоном букет цветов. Букет алых роз.

Она попыталась собраться с мыслями. Девушка понимала, что ничего не бывает без причины. То, что произошло, было невозможно, невероятно. Когда первоначальный шок прошел, Маша поняла вдруг, что там, на бульваре, она испытала на какое-то мгновение ни с чем не сравнимое радостное чувство – ощущение чуда, произошедшего наяву. Словно она попала вдруг в волшебный сон, где возможно буквально все.

– Да, это было круто! – сказала Маша самой себе.

Действительно, это было круто. Маша с улыбкой вспомнила, какие ошеломленные лица были у ее ровесников, когда Димон объявил, для кого они играли эту песню.

Если бы Маша была чуть поглупее и поромантичней, она, возможно, и сочла бы все случившееся неким чудом. Но Маша Копейко умела соображать. И в чудеса она не особенно верила, честно говоря. Поэтому мысли ее сразу же обратились к тому единственному человеку, который был способен организовать такую вот совершенно невозможную акцию. Маша стала думать о Стасе, молодом финансовом гении.

Девушка не сомневалась, что все это – его рук дело. Машу поразил размах Стаса. Она прикинула, что для начала он должен был нанять людей, которые выяснили бы, в какое время и каким путем она ходит домой после занятий. Потом было необходимо заплатить за спектакль «Негодяям». И заплатить немало! И еще нужно было показать Димону фотографию Маши, чтобы он не подарил невзначай букет какой-нибудь совершенно посторонней девчонке!

«А этот парень, похоже, действительно гений!» – подумала Маша. Она вдруг поняла, сколько еще чудес сможет увидеть, если позволит Стасу поухаживать за собой: «В конце концов, ведь он пока не предлагал мне ничего неприличного. Он просто хочет со мной подружиться. Ведь может же у девушки быть взрослый друг, ну вроде старшего брата!»

У Маши Копейко никогда не было старшего брата. Правда, был младший, Илюша. Но он остался у матери, и девушка его видела нечасто. Но младший – он и есть младший. Толку от него – чуть. А вот старший… Это совершенно другое дело!

«Вот возьму и назло Ермилику начну встречаться со Стасом! – мелькнула вдруг у Маши мысль. – А то у Матвея моего в последнее время крыша напрочь слетела! А вот как поймет, что может запросто меня потерять, глядишь – и поумнеет!» Маша, конечно, мысли этой испугалась и постаралась тут же отбросить ее подальше. Но процесс, как говорится, пошел. Ведь раньше такого рода мысли ей даже и в голову прийти не могли!

Прошло еще несколько дней. Матвей так и не подошел к Маше с извинениями. Вообще он в школе выглядел каким-то отстраненным. Было видно, что ему все это стало совершенно «до лампады» – учеба, одноклассники… Закончив девятый класс твердым «хорошистом», в начале десятого он неожиданно для учителей сполз на троечки.

Первым по этому поводу забил тревогу Егор Андреевич Малышев, молодой преподаватель русского и литературы, а по совместительству еще и классный руководитель десятого «А», в котором учились Матвей и Маша.

Двадцативосьмилетний Егор Андреевич был инвалидом. В детстве он перенес полиомиелит, который дал осложнения. Ходил учитель с палочкой, на которую тяжело опирался, странно выворачивая при ходьбе левую ногу. Но хромота не помешала молодому русисту в рекордно короткие сроки завоевать симпатии и уважение большинства старшеклассников. Во-первых, Егор Андреевич был человеком исключительно бесстрашным. Отстаивая кого-нибудь из своих учеников, он не боялся идти на конфликты со школьным начальством, с милицией, с кем угодно… Во-вторых, он был человеком справедливым и никогда не делал поблажек даже тем ребятам, которые считались отличниками. А в-третьих, Егор Андреевич на самом деле был очень хорошим педагогом. Из своих уроков подчас он делал настоящие спектакли. И даже самые отпетые двоечники не прогуливали эти уроки – потому что на них было интересно.

С Матвеем у Малышева сложились очень хорошие отношения. Егор Андреевич уважал Ермилова за его эрудированность, а также за ровный, спокойный характер. Что не мешало учителю строго спрашивать с Матвея как с ученика.

– Матвей, я читал твое сочинение о творчестве Александра Блока. По правде сказать, я очень удивлен!

Эти слова Егор Андреевич произнес на уроке литературы. Матвей сидел за партой, опустив голову. Он понимал, чем вызвано удивление учителя: вместо того чтобы внимательно изучить материалы, а потом написать умный, осмысленный текст, как это обычно бывало раньше, Матвей выдал учителю натуральную «отписку». Так произошло потому, что все его свободное время съела игра «Остров света», и на сочинение времени не осталось.

А учитель между тем продолжал:

– Ты написал, в частности, следующее. – Он взял со стола листок. – «Александр Блок был хорошим поэтом. Он писал о простых трудовых людях. После революции Блок написал поэму «Двенадцать», в которой воспел революционную романтику. Позже поэт примкнул к контрреволюционному заговору, за что и был расстрелян. Память о великом поэте всегда живет в сердцах любителей русской поэзии».

– Ну так и чего? Нормальное сочинение! – внезапно вступился за друга Лешка Савенков. – Вы, по-моему, просто к Ермилову придираетесь!

– Леха, заткнись! – негромко произнес Матвей.

– Возможно, Леша, я и придираюсь! – не стал спорить учитель. – Но запомни раз и навсегда: к заговору примкнул поэт Гумилев, и расстреляли большевики тоже Гумилева! А Блок умер от чахотки, и я об этом рассказывал на прошлом уроке!

– Да какая разница! – не сдавался Лешка. – В конце концов, они оба умерли, правда?

– Правда! – снова согласился Егор Андреевич. – Но тогда у меня есть еще один вопрос, причем к Матвею, а не к тебе, Леша! Ермилов, о каких это таких «простых трудовых людях» писал поэт? Ты можешь мне сказать? Ну назови хотя бы одно такое стихотворение!

– «Незнакомка»! – невпопад ляпнул Матвей. И сразу же понял, что сморозил чушь.

– Так… – с некоторым удивлением произнес учитель. – И кем же, по-твоему, работала «простая трудовая» девушка, которую Блок описал в своем гениальном произведении? Которая, «дыша духами и туманами», проходила каждый вечер мимо окна ресторана?

Матвея охватила злость. «Ну и чего привязался?» – подумал он о Егоре Андреевиче. Он ответил: