Дело о гастрономе - Павел Барчук

трясущихся руках принесла Тоня. А потом, замотав пацана шарфом, где только разыскал в конце мая, дед накрыл его двумя одеялами.

— Надо хорошенько пропарить его, — сказал авториретно Матвей Егорыч. — Сейчас бы баньку хорошо. Но баньки нет. Давай ещё одно одеяло. Им тоже укроем.

Теперь Семен лежал в шарфе, под тремя одеялами. Парился так, что ни одна баня не сравнится. Пот по нему струился ручьем. Но всё же это было лучшим вариантом, чем клизма. Поэтому Семен был готов терпеть.

Во избежание заражений и распространения инфекции, дед Мотя объявил карантин и запретил всем, кроме него, заходить в комнату. Сам же он сделал себе из марли медицинскую маску и, надев хозяйственные перчатки, следил за Сенькиным здоровьем.

Когда в кухне громко чихнул Переросток, дед коротко сказал: «Секундочку» и удалился. Буквально через пять минут он уже тащил упирающегося обеими ногами и даже руками Андрюху в изолятор. Казалось бы, силы неравны. Но, что удивительно, процесс у Матвея Егорыча шел успешно. Андрюха был закинут в комнату.

— Да мне в нос что-то просто попало, — оправдывался Переросток. — Засвербило. Вот и чихнул. Здоров я. Здоров!

— Щас ты у меня засвербишь. Не хватало ещё тебя лечить. Живо в кровать! — Отрезал дед и показал кулак.

Он откинул край одеял, всех трех, и взглядом скомандовал Андрюхе — лежать!

— Да не болею я. Говорю же, в нос попало. — Пытался тот отбиться от дедовой «заботы».

— Щас я тебе в нос попаду, — Дед снова показал ему кулак, а потом все-таки загнал в кровать.

Теперь их стало двое. Не так уже грустно, но и хорошего мало. Сенька до этого потел, как в последний раз, а тут ещё Андрюху добавили. Тоня навела себе еще валерьянки. Судя по происходящему, у них в квартире началась форменная эпидемия.

Прошло немного времени, в дверь позвонили. Антонина пошла открывать. Видимо, к радости Андрюхи и Семена, которые уже были готовы признать себя либо полностью здоровыми, либо полностью больными, только бы дед отстал со своим лечением, явился врач. Все, кроме Матвея Егорыча были уверены в том, что доктор не оценит методы лечения доморощенного специалиста из Зеленух. Особенно клизму.

— Здравствуйте, — поздоровалась молодая женщина в коридоре с Тоней — Я сюда попала?

— Не знаю, куда Вы хотели попасть, но пока там обходите симулянтов, у нас уже эпидемия началась, — ответил ей вместо «здравствуйте» дед Мотя, который выглянул в коридор из изолятора — Полнаселения уже выкосила.

— Господи, — удивилась врачиха, когда зашла в комнату и увидела Семена с Андрюхой, лежащих двумя бревнышками под тремя одеялами. — Что это у вас тут происходит?

— Здрасте, — улыбнулся Переросток. — У меня ничего не болит. В носу засвербило, и я тут так, за компанию лежу. Но если что, предлагал зелёнкой. Она против бактерий — первое дело.

— Да иди ты, со своей зеленкой… Придурочный. Я вот клизму хотел поставить. Думал, жар сбить. Но малой выглядит так, будто сопротивление с его стороны неизбежно. Не стал применять насилие. — Пояснил Матвей Егорыч врачу, которая стояла и смотрела на все это непотребство круглыми глазами.

Семен вообще решил промолчать. Интуиция подсказывала ему, если он ещё что-то добавит, то тётя доктор вызовет до кучи психиатрическую помощь. В том, что они уже сказали, никакого смысла и логики не было. А вот признаки неадекватности точно имелись. Больные в доме явно присутствовали. Но вот кто и чем — это ещё большой вопрос.

Врач посмотрела на Матвея Егорыча, на Тоню и затем с сочувствием на Семена с Андрюхой. Сначала она, видимо, пыталась сообразить, с кем из здравомыслящих тут вести диалог. Затем нашлась и спросила.

— А взрослые дома ещё есть?

— Все здесь, — заверил дед — Старше меня никого. Так что? Ставим клизму?

— Да подождите вы с клизмой, — растерялась врачиха. — Надо температуру для начала измерять.

Дед наклонился к Семену, потрогал лоб и авторитетно заявил, что температура есть. Затем глянул на Переростка и, не трогая его, сказал, что этот бугай тоже пока жив, но дурно пахнет. Было бы неплохо открыть окно, чтоб проветрить. Но тогда уйдет жар, а их надо обязательно пропарить.

— Нельзя парить. Когда температура, ни в коем случае нельзя. Вы же их так угробите! Градусник у вас есть? — повысила голос доктор, стараясь нормализовать ситуацию. — Можно я нормально мальчику температуру измеряю? И снимите с них все одеяла, наконец. Что за дурак придумал укутать больных?!

Зря она сказала это вслух. Семен, Андрюха и даже Тоня, посмотрели на Матвея Егорыча. Стало понятно, слова врачихи зацепили его за живое. Во-первых, поставили под сомнение его квалификацию и навыки в измерении температуры, а во-вторых…деда только что назвали дураком. Пусть и без умысла. А такое позволительно лишь Зинаиде Стефановне. О чем Андрюха громким шепотом сообщил всем присутствующим.

— Во-первых, милая моя, — встал в позу дед, — Не я шлялся незнамо где полдня, пока люди загибаются в муках.

— Я не загибаюсь, — вставил Андрюха. — Я…

— А ты помолчи, — прервал его Матвей Егорыч. — Это недолго устроить. Чтоб начал загибаться.

— Во-вторых, — вернулся дед к врачу. — Градусник у нас есть. Только вот тебе, а не градусник!

Дед зачем-то сунул врачихе под нос скрученную из пальцев фигуру, в народе называемую «дуля» или «кукиш».

— Ты меня ещё учить будешь, как лечить?! Интеллигенция столичная! Да я… да ты знаешь, сколько через эти руки больных прошло! — Матвей Егорыч к той руке, которая изображала «дулю», добавил и вторую. Только развернул ее ладонью к доктору, чтоб та посмотрела на конечность, половину деревни от верной смерти спасшую.

Врач очень офигела от такого представления. По её лицу читалось, она в подобном идиотизме участвовала в первый раз и не совсем понимала, как реагировать. Клятва Гиппократа гласила «не навреди», но ей явно хотелось ударить ненормального деда. Желательно, по голове. Мало того, пацана с температурой закутал, еще к нему второго с температурой положил, а теперь градусник отказывается давать. Псих. Форменных псих! Судя по тому, как часто врач дышала, она пыталась успокоить себя и не стукнуть деда сумкой по голове.

Так они и стояли несколько секунд друг напротив друга. Дед с помощью одной руки, тряс ладонью перед лицом доктора, а с помощью другой, изображал фигуру из трёх пальцев перед носом врачихи, которая, с прижатой сумкой к груди, разглядывала то, что демонстрировал этот психованный старик. Вырвала всех из оцепенения Тоня.

— А давайте Семена посмотрим? Мне кажется, он выглядит значительно бодрее. — Робко вставила слово домработница.

Заодно втиснулась между Матвеем Егорычем и врачихой. На всякий случай. Антонина точно была уверена, что доктор деда бить не будет. Врачебная этика не позволит. Но при этом