Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

— Allez rue de Paradis![31]

Я двинулся прямо на копов, ощущая некоторое беспокойство. В сущности, у меня не было повода для волнений: документы в порядке, обратный билет в кармане, — но всякий раз, когда мне приходилось сталкиваться с офицерами полиции или таможенной службы, я не мог избавиться от ощущения, будто в чем-то виноват. Мы поравнялись. Копы оглядели меня с головы до ног, их лица оставались бесстрастными, но цепкие взгляды наверняка успели ухватить все нюансы моей внешности. Я приготовился услышать: «Vos papiers, monsieur».[32]

Но ничего такого не последовало. Я стал подниматься по лестнице, все еще теша себя надеждой, что Аднан вот-вот догонит меня. Прошло пять минут, десять. Аднана не было. Тогда я решил рискнуть и снова спуститься вниз. Если копы все еще были там, я мог бы прикинуться тупым американским туристом, который попросту заблудился. Но в туннеле никого не было.

И тут я с ужасом осознал: они задержали его… и все из-за меня…

Следом пришла еще более удручающая мысль: и что мне теперь делать?

Allez rue de Paradis — следовать в рай.[33]

РАЙ.

Прежде чем попасть туда, мне пришлось пересечь Африку.

Выйдя из metro на Шато д’О, я оказался в другом Париже. В этом Париже не было роскошных жилых домов и их богатых обитателей, никто не усаживал воспитанных детишек в навороченные внедорожники. На Шато д’О было грязно. Мусор повсюду… Убогие забегаловки… Магазины, торгующие дешевыми синтетическими париками кричащих расцветок… Уличные переговорные пункты, обещающие дешевые тарифы на международные звонки в Кот-д’Ивуар, Камерун, Сенегал, Центрально-Африканскую Республику, Буркина-Фасо и… Пожалуй, на всю округу я был единственным белым.

Хотя столбик термометра колебался на нулевой отметке, на бульваре было многолюдно, из открытых дверей кафе вырывались обрывки оживленных разговоров, прохожие приветствовали друг друга, как в деревне, торговцы продавали с тележек овощи и экзотические сладости. Никто не косился на меня с подозрением. Никто не смотрел мне вслед, намекая на то, что я забрел не по адресу. Меня попросту игнорировали. Даже пожилой негр, которого я остановил, чтобы спросить, как пройти на улицу де Паради, казалось, смотрел сквозь меня, хоть и ткнул в направлении переулка, сопроводив свой жест бормотанием: «Vom tournez a droite аи fond de la rue»,[34]которое я с трудом разобрал.

Указанный негром переулок вывел меня из Африки в Индию. Ряды ресторанчиков индийской кухни… Видеосалоны с постерами Болливуда в окнах. Опять переговорные пункты — только теперь с расценками на Мумбай и Дели и рекламой на хинди. Здесь было множество дешевых отелей, предлагающих быструю, пусть и убогую альтернативу на ближайшие несколько дней, в случае если chambre de bonne не оправдает самых мрачных моих ожиданий или же если этот парень по имени Сезер окажется мошенником и я пойму, что меня попросту заманили в ловушку.

Мне пришлось пересечь улицу дю Фобур Сен-Дени — дешевый и грязный продуктовый рынок под открытым небом, где было не протолкнуться. Улицу продувал ледяной ветер, и большинство людей шли, низко опустив головы. Я взял вправо, потом резко свернул налево и, наконец, вышел на улицу де Паради. С первого взгляда она показалась мне особенно тоскливой. Длинная и узкая, с невнятными образцами архитектуры XIX века, среди которых редкие вкрапления современных построек смотрелись нелепыми заплатами. Привычной уличной суеты не наблюдалось, как, впрочем, и признаков жизни; по пути мне попадались лишь оптовые магазинчики, торгующие посудой и кухонным оборудованием. Но вот впереди замаячило заведение с вывеской «Kahve». Это было большое безликое кафе, освещенное лампами дневного света; из динамиков орали хиты стамбульского радио. Я заглянул внутрь. За столиками сидели сплошь мужчины; с заговорщическим видом они вели разговоры за чаем. У стойки бара мирно спала парочка перебравших с утра завсегдатаев; над всем этим низко зависало облако табачного дыма. Молодой ушлый бармен отвлекся от трансляции футбольного матча и впился в меня долгим суровым взглядом, недоумевая, с чего это вдруг я завис в дверях его заведения. Своей враждебностью он явно намекал, что лучше бы мне идти отсюда своей дорогой.

Что я и сделал.

По пути мне встретилось еще два kahves, несколько турецких ресторанчиков и парочка баров с опущенными в это время дня железными ставнями. Я ускорил шаг, решив, что слишком углубился в изучение местных достопримечательностей. Теперь я сосредоточился на номерных табличках, мысленно отмечая плачевное состояние домов, к которым они были прикреплены. Дом под номером 38 показался мне самым запущенным — его фасад с облупленной штукатуркой пестрел желтыми пятнами, словно зубы заядлого курильщика Парадная дверь — высокая и массивная, — если по-хорошему, нуждалась в нескольких слоях черного лака. Я огляделся в поисках какого-нибудь подобия домофона, но увидел лишь кнопку с пометкой Porte.[35]Нажав ее, я услышал, как щелкнул замок. Чтобы открыть дверь, мне пришлось навалиться всей тяжестью своего тела. Втащив багаж, я оказался в узком коридоре с битыми почтовыми ящиками; у стен стояли переполненные урны с мусором, над ними — пара электрощитов со свисающими обрывками проводов. В глубине просматривался внутренний дворик, куда я и направился. Во двор выходили три лестницы, помеченные буквами «А», «В», «С». Двор представлял собой маленький темный колодец, над которым возвышались по четыре этажа с каждой стороны. Внутренние стены были такими же обшарпанными, как и фасад, разве что приукрашены стиранным бельем, развешанным в окнах. В воздухе витал запах прогорклою масла и гниющих овощей. На дальней стене я увидел вывеску «Sezer Confection» («Готовая одежда от Сезера»). Под вывеской был отдельный вход. Мне пришлось позвонить, чтобы войти. Никто не ответил, поэтому я позвонил еще раз. Так и не дождавшись ответа, я снова нажал на кнопку и удерживал ее секунд пятнадцать. Наконец раздались приглушенные шаги. Дверь открыл парень-качок. Он был в линялой джинсовой куртке с воротником из искусственного меха. Над верхней губой — жидкие усики, в зубах зажата сигарета. Лицо парня выражало крайнюю степень раздражения.

— Что вы хотите? — спросил он на плохом французском

— Мне нужен Сезер.

— Он вас знает?

— Аднан мне сказал…

— А где Аднан? — оборвал он меня.

— Я объясню это Сезеру.

— Мне объясните.

— Я бы предпочел…

— Говорите мне! — Тон парня не терпел возражений.