Маркус и Диана - Клаус Хагерюп

— Да, слабо, слабо, — сказал Монс, выключив телевизор.

— Я же вас предупреждал, господин Симонсен, — сказал Сигмунд.

— Можно заранее догадаться обо всем, что случится дальше, — продолжал Монс. — Семья Смитов получит разрешение на строительство и потом…

Сигмунд покачал головой:

— Нет, разрешение на строительство получит семья Джонсов.

— А ты откуда знаешь?

— Все движется в этом направлении, господин Симонсен.

— А я думаю, что разрешение на строительство получит Диана Мортенсен, — сказал Маркус, — а потом она его передаст старым и немощным.

И отец, и Сигмунд улыбнулись с некоторым превосходством.

— К сожалению, мой мальчик, — сказал Монс, — в жизни так не бывает, только в сказках.

— Пап, а это что, не сказка?

Монс посмотрел на часы и зевнул.

— Ну, мальчики, пора бы уже отправляться спать.

— А как поживают ваши уши, господин Симонсен?

Уверив Сигмунда, что уши пребывают в полнейшем порядке, Монс проводил его до дверей, пожелал сыну спокойной ночи и пошел спать. Он заснул быстро, и ему приснилось, что недоросль-врач тринадцати лет пробивает ему дырки в обеих барабанных перепонках. А в соседней комнате его сыну снилось, как хорошо сдружились дикий кот и макак.

К своему удивлению, Маркус пережил последнюю неделю в старой школе. Конечно, его периодически дразнили и спрашивали, по какому леднику они с отцом собираются путешествовать этим летом. Он краснел двенадцать или четырнадцать раз и, когда прогуливался взад-вперед по школьному двору вместе с Сигмундом, брел так же медленно, а голова его склонялась так же низко, как и раньше. И тем не менее он добрался до конца года без особенно крупных неприятностей. Может быть, потому что он жил в собственном мире. В мире, где царили деньги и власть, где он пережил свою первую серьезную любовь к Ребекке Джонс, которая была на самом деле не Ребеккой Джонс, а переодетой кинозвездой Дианой Мортенсен, и где он был не самым маленьким и самым трусливым мальчиком в классе, а известным миллионером и альпинистом Маркусом Симонсеном, также именуемым Диким Котом.

В течение этой недели он пережил не менее девятнадцати серий «Денег и власти», в которых он сам был главным героем, а Диана Мортенсен — главной героиней. Когда звонок зазвонил в последний раз, уже было лето, Диана рассталась с Генри и должна была тайно венчаться с Маркусом.

У Сигмунда, в свою очередь, неделя тоже была полна событий. Он рассказал четырем девочкам, что он еще слишком молод, чтобы связывать себя обязательствами, еще раз подрался с Райдаром, передал подарок учителю Скугу и держал в честь него глубокомысленную прощальную речь.

— Мы пробыли здесь шесть лет. Для нас, ставших, как сказал учитель Скуг, сегодня подростками, это время тянулось долго. А что, в сущности, есть время? Как говорил поэт Гюннар Райсс-Андерсен, «время — это расстояние в заколдованном пространстве». И мы бы хотели, чтобы вы запомнили нас именно такими, учитель Скуг. Каким бы большим ни было расстояние между нами, помните, что мы постоянно находимся в том же пространстве. В пространстве, которое вы окропили своими познаниями, чтобы мы затем смогли стать настоящими гражданами. Со временем. Поэтому примите этот будильник. И когда он зазвенит, не задавайтесь вопросом: «По ком звонит колокол?» Ибо он звонит по вам.

Сказано было сильно, даже для Сигмунда, и когда Маркус спросил, как же он смог написать такое, Сигмунд поведал, что ему помогал отец.

— Только не говори никому. Они думают, я такой.

— А ты разве не такой? — спросил Маркус, а Сигмунд посмотрел на него серьезно и ответил:

— Нет, в сущности, я обычный мальчишка.

Шесть долгих лет закончились, и два совершенно обычных мальчишки медленно вышли из школьных ворот. Там они остановились и какое-то мгновение смотрели друг на друга, а потом Маркус поднял голову и крикнул так громко, что его услышали двести учеников и четырнадцать учителей:

— Ура-а-а!

* * *

— Тебе письмо,— сказал Монс.

— Все, — сказал Маркус, — я свободен. Четырнадцать бутербродов с клубничным вареньем, одиннадцать стаканов какао и шестнадцать мороженых!

— Из Америки, — сказал Монс. — Не знал, что ты переписываешься с кем-то в Америке, Маркус.

Маркус, который уже направился на кухню опустошать холодильник, остановился:

— А?

— Вот. На конверте не указан отправитель. Как ты думаешь, кто это?

— Думаю, кто-то из Америки, — ответил Маркус и понял, что краснеет так, как никогда в жизни еще не краснел.

Он выхватил письмо и устремился в свою комнату, там он вскрыл конверт, прочел подпись, рухнул на стул и снова встал, не заметив, ударился или нет.

— Тебе поесть приготовить? — крикнул отец.

— Я не хочу есть,— Маркус попытался крикнуть в ответ, но крик больше напоминал стон.

— Без еды и без питья человеку нет житья! — раздалось из гостиной, но Маркус не слышал.

Никаких сомнений. В конверте с письмом лежала Диана Мортенсен, улыбавшаяся ему с фотографии. Он дышал, как паровоз, читая:

Дорогой Маркус Симонсен!

Пишу, чтобы поблагодарить Вас за Ваше письмо. Я получаю много писем: письма от подростков-фанатов, письма от старикашек и письма с предложением выйти замуж. (Подумайте только! Мне, крошке, предлагают выйти замуж!!!) Но Ваше письмо было особенным. Не только потому, что оно пришло с моей родины, а я обожаю норвежские горы, но и потому, что я прочла между строк, что Вы — один из немногих, кто может меня понять. Да, я в самом деле одинока, но об этом мало кто знает. Большинство думает, что я жесткая и холодная, но где-то в глубине я по-прежнему маленькая румяная девочка, которая, исполненная надежд, покинула маму с папой и всех друзей, чтобы покорить Голливуд и весь мир. Да, дорогой Маркус Симонсен. Я — Золушка, но где же мой принц? У кого моя вторая хрустальная туфелька? Еще раз большое-пребольшое спасибо за Ваше письмо. Оно согрело.

Всего доброго, Диана Мортенсен.

P. S. Я послала фотографию с автографом, о котором Вы просили. Вы наверняка еще женитесь, но никто лучше меня не знает, как трудно найти правильного человека. Так много хотелось бы мне написать, но ко мне через полчаса должен прийти парикмахер. Придется ограничится тем, что близкие говорят, что у меня есть чувство юмора, а мой любимый писатель — Уильям Шекспир. Я мечтаю сыграть в «Ромео и Джульетте». Подумайте только — я, глупышка, в роли Джульетты! Еще раз спасибо.

Диана

* * *

— Вот — пять бутербродов, — сказал Монс, который зашел в комнату как раз после того, как Маркус запихнул письмо и фотографию в карман. — Могу сделать еще одиннадцать после того, как ты съешь эти, если ты… Маркус, что случилось?