Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы - Оксана Васильевна Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Акт II
Шекспир в Лондоне. Расцвет
1. Елизаветинский Лондон
Лондон времен королевы Елизаветы – и, конечно, Шекспира – был удивительным, поражающим воображение городом, переживающим период бурного роста и расцвета. Во время правления деда Елизаветы, Генриха VII, Лондон, малонаселенный, почти захолустный город с явными следами упадка, начал обретать облик, подобающий столице. Руины – печальные приметы иноземных вторжений и не менее разрушительных внутренних распрей – были постепенно вытеснены новыми архитектурными сооружениями, сохранив, тем не менее, свое место в типичном английском ландшафте. При Генрихе VIII этот контраст разрухи и обновления стал еще более разительным. По самым скромным подсчетам, за время правления отца Елизаветы Лондон и его окрестности обогатились примерно сорока новыми дворцами и замками, но при этом потеряли около восьмисот монастырей и храмов, разрушенных в ходе так называемого «Роспуска монастырей», инициированного Генрихом в рамках Реформации. Впрочем, не все принадлежавшие католической церкви строения были уничтожены – некоторые обрели новую жизнь в ином качестве, например, монастырь Блэкфрайерз в Лондоне превратился в закрытый королевский театр.
Елизавета приняла от своих предшественников город с богатым потенциалом в плане роста и развития, но и с не менее глобальными проблемами, характерными для многих крупных городов позднего Средневековья. Немало трудностей создавала, например, слишком большая плотность населения в бедных кварталах или преобладание в городе старых деревянных построек, которые были беззащитны перед огнем. Как известно, до 1666 года Лондону удавалось избегать больших пожаров, хотя отдельные эпизоды возгорания тоже влекли за собой драматические последствия – так, например, в июне 1613 года сгорел дотла театр «Глобус», в котором ставились многие пьесы Шекспира (пожар случился во время показа его «Генриха VIII»).
Чудовищная антисанитария, царившая во многих европейских столицах того времени, делала Лондон малоприятным для прогулок в жаркую погоду и приводила к вспышкам эпидемий. Известно, что англичане по мере сил пытались решить проблему утилизации мусора и поддержания уличной чистоты, и не только в столице. Об этом свидетельствуют выписанные отцу и дяде Шекспира штрафы «за учреждение кучи мусора в неположенном месте», однако в целом гигиена в городских и сельских поселениях оставалась на удручающе низком уровне.
Нашего современника, окажись он в елизаветинском Лондоне, ужаснули бы не только кучи отбросов на городских улицах и убийственная вонь сточных канав, но и обилие того, что в наше время считается насилием, а во времена Шекспира нередко служило источником развлечения. Сюда можно отнести травлю медведей и быков, бои различных животных – петушиные, собачьи, – а также охоту. Многие виды спорта, практиковавшиеся в те времена в очень грубых и примитивных формах, можно было без преувеличения назвать кровавыми. Возникшая на Британских островах разновидность футбола была настолько жестокой, что оставляла после себя многочисленные жертвы – раненых и даже убитых игроков. Один из иностранных путешественников, ставших свидетелем подобного развлечения, задался вопросом: «Если англичане называют это игрой, то что же они называют дракой?!» Неудивительно, что английские правители были встревожены распространением этой опасной забавы и неоднократно предпринимали попытки запретить футбол и другие игры с мячом. Первая попытка объявить футбол вне закона принадлежала Эдуарду II, его запрет повторили Эдуард III и Эдуард IV, затем Ричард III и Генрих IV. При этом первая в истории английского футбола пара бутсов для игры принадлежала не кому иному, как Генриху VIII, увлекавшемуся разными видами спорта и поощрявшему этот интерес у своих подданных. То, что казалось чрезмерно жестоким даже в мрачные Средние века, было по вкусу англичанам эпохи Возрождния. Шекспиру, очевидно, была известна некая разновидность игры с мячом, так как слово football в значении «футбольный мяч» встречается у него как минимум дважды – в «Комедии ошибок» и «Короле Лире».
Еще одним источником развлечения для городских зевак в тюдоровскую эпоху были казни преступников; они нередко носили публичный характер и собирали толпы зрителей. Четвертование заговорщика Энтони Баббингтона[21] (1561–1586) оказалось таким ужасным зрелищем, что даже охочая до кровавых зрелищ толпа стала проявлять признаки негодования; однако этот случай был скорее исключением – чаще всего казни проходили под одобрительные комментарии собравшихся, а некоторые атрибуты, такие как щепки с помоста или веревка повешенного, распродавались на сувениры.
Насилие в той или иной форме пронизывало атмосферу столицы и других крупных городов и во многом формировало мироощущение подданных Елизаветы. Въезжающего в город путешественника «приветствовали» останки преступников, размещенные на мосту в железных клетках, а также надетые на пики руки и головы государственных изменников. Даже знаменитый писатель и философ Томас Мор (1478–1535), впавший в немилость у Генриха VIII и казненный за измену, не смог миновать этой жуткой участи – в 1535 году его отрубленная голова целый месяц была выставлена на всеобщее обозрение на Лондонском мосту. Там же находилась голова епископа Джона Рочестера (1469–1535), отказавшегося признать законность развода Генриха с Катариной и его нового брака, но простой народ слишком сочувствовал убитому священнику, выступившему против своевольного монарха, и его голова была выброшена в Темзу. В 1583 году эта «выставка смерти» была пополнена головой дальнего родственника Шекспира, Эдварда Ардена, который был казнен как участник заговора против королевы, и его зятя Джона Сомервила[22].
Неудивительно, что одним из наиболее популярных жанров английского ренессансного театра была так называемая кровавая трагедия, или трагедия мести, которая изображала гибель большинства персонажей прямо на сцене и требовала пролития большого количества бутафорской (а иной раз вполне натуральной, привезенной со скотобоен) крови. Современные читатели или зрители, упрекающие пьесы Шекспира в избытке насилия и убийств, должны понимать, что его произведения лишь отвечали духу эпохи и вкусам публики тех времен и едва ли выходили за рамки общепринятого представления о жанре трагедии.
Впрочем, Лондон времен Елизаветы был примечателен не только мрачной атмосферой, обилием грязи и «кровожадностью» своих обитателей. В городе, как никогда прежде, кипела жизнь – перестраивались целые улицы, в университетах шли ученые диспуты, на площадях и в тавернах игрались веселые представления. К 1600 году население Лондона составило около двухсот тысяч человек, среди которых было немало приезжих.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!