Гарантия на счастье - Катажина Грохоля

Вытерла нос тыльной стороной ладони. Мокрые следы своего отчаяния она вытирала другой рукой, пока они не исчезли, а кожа не покраснела.

Так жить нельзя.

Зачем она вышла за него?

Она встала и открыла дверь. Украдкой пробралась в ванную комнату, открыла кран с теплой водой и умылась. Подняла глаза и увидела в зеркале незнакомое лицо. Вода лилась в раковину, а она с недоверием рассматривала свое отражение. Это я? Эти темные круги под глазами? Эти мелкие морщинки в уголках глаз? Эта тонкая, натянутая кожа, которая стала совсем прозрачной? И все это я приобрела за годы моей счастливой супружеской жизни?

Он не любит меня.

Он никогда меня не любил.

Он…

Ее зеленые глаза сощурились от злости.

Вся жизнь еще впереди. Жизнь не закончилась, и не важно, сколько ей отпущено. Сколько бы ни было, нельзя этим пренебрегать.

Она завернула кран. Тихий шум воды внезапно прекратился. Взяла полотенце и вытерла лицо. Поднесла руки к щекам. Они покраснели: снова полопались сосудики — ну что ж, она уже не девочка, а зрелая женщина.

Зрелые женщины способны изменить свою жизнь.

Она аккуратно нанесла на лицо крем, но круги под глазами не исчезли, а в глазах не прибавилось блеска.

Затем она вернулась в мастерскую и тихо прикрыла за собой дверь. Разделась и на голое тело натянула ночную рубашку.

Каждый имеет право на ошибку, прости меня. Я не знал, что теряю. Я не знал, что люблю тебя больше всего на свете. Я не должен писать тебе, понимаю, но прости… Это сильнее меня…

Она всегда любила Марчина. Любила с тех самых пор, как увидела впервые, и по сей день. Любила, несмотря на тот ужасный удар, который он нанес ей своим отъездом. Она любила его безнадежной любовью, тяжелой, как запах духов «Опиум», которые он подарил ей на годовщину их знакомства, любила всем сердцем, телом, умом. Хотя благодаря Анджею она действительно на время его забыла.

«Я тосковала по нему все эти годы! — Эта мысль на мгновение лишила ее сил. — Как же я тосковала…»

Она чувствовала себя такой одинокой. Анджей этим воспользовался. Они поженились. Чтобы жить долго и счастливо. Она не помнит первых месяцев после свадьбы. А потом пришло письмо. Одно, другое, третье…

Я не могу простить себе того, что так легкомысленно лишил себя смысла жизни. Ты была моей жизнью…

Она не ответила. Побоялась.

Ответила только на четвертое письмо. Весьма холодно: что уже слишком поздно, что любовь — это большая ответственность, что она замужем и не хочет причинять боль Анджею.

Но Марчин продолжал писать.

И она втайне от Анджея отвечала.

Он писал о том, как она для него важна, и о том, что он, конечно, не хочет разрушить ее брак. Рассказывал, как всходит солнце над Темзой и как бьет Биг-Бен, повторял, будто он жалеет, что ее нет рядом.

Она писала о своих планах и о прошлом.

Он отвечал, что понимает ее, что она близка ему. Снова описывал Лондон — то, как красив на рассвете безлюдный город, когда прозрачное небо отражается в лужах на тротуаре, а первые лучи солнца, освещающие улицы, напоминают ему ее глаза.

Она признавалась, что он — ее единственный друг. Только ему она может довериться. Он один ее понимает.

Он написал, что дружбы ему недостаточно.

Она ответила, что ничего другого не может ему предложить, и просила больше не писать.

И тогда пришло Последнее Письмо. Это случилось в январе, пять лет назад.

Я не вправе заставить тебя изменить твою жизнь. Но я не исключаю возможности, что ты передумаешь. Если так случится, уже ничто не сможет нам помешать… никогда… Если когда-нибудь окажется, что ты изменила свое решение… Я буду ждать.

Не отвечай. Но знай: четырнадцатого февраля в течение пяти лет я буду ждать тебя в Лондоне в пабе «Валентин».

Если полетишь на самолете, то приземлишься в Хитроу, в зале прилета найдешь вход в метро и сядешь на линию «Пиккадилли». Доедешь до станции «Южный Кенсингтон». Напротив выхода из метро с левой стороны увидишь Олд-Бромптон-роуд. Если пойдешь по этой улице, увидишь паб «Валентин».

Следующие пять лет каждое 14 февраля я буду ждать тебя там с шести вечера до половины двенадцатого. Я часто бываю в этом пабе, беру пинту пива «Ладжер» и часами смотрю на огонь в камине. Тихая музыка позволяет мне забыться, убежать от той жизни, в которой нет тебя. Когда сижу в маленьком зале (два мягких диванчика, окно на улицу, завешенное плотными белыми шторами), то чувствую себя как дома. Этот дом мог бы быть нашим общим домом. На стене висит картина, на которой изображена девушка с лошадьми. Девушка в белом платье, положив руку на морду лошади, смотрит куда-то вдаль, и в ее глазах такая же грусть, как и у тебя.

Здесь ты со мной, и только моя, в этой тяжелой позолоченной раме. Я ухожу отсюда после второго удара колокола. Первый удар —lastorder![2] — означает, что еще можно заказать последний стаканчик, второй напоминает, что пора заканчивать, третий объявляет о закрытии. Я обычно ухожу перед третьим — но каждый раз 14 февраля я буду сидеть до самого конца и надеяться, что ты появишься в дверях, подойдешь ко мне и скажешь: «Я здесь».

Позволь мне жить этой надеждой и ничего не отвечай. Просто будь.

Помни — 14 февраля, каждый год, пять лет. Это будет гарантией моей любви для тебя и надеждой для меня.

Я люблю тебя.

Марчин.

Она вспомнила его мелкий ровный почерк, пожелтевшие листы, часы ожидания, сменяющиеся времена года, зацветающие и отцветающие травы, тщательно хранимый и уже рассыпавшийся в пыль цветок четырехлистного клевера — все промелькнуло перед глазами, и ей показалось, что это уже никогда не повторится. Во всем этом была сокрыта какая-то тайна, а ведь человек не может жить без тайн…

И она лелеяла свою тайну, как экзотический цветок. Где-то там, во Вселенной, он ждет ее. Любит. От этой мысли дни становились радостными, а ночи торжественными. Где-то там, далеко, эти слова звучали как давно забытый звук арфы, затрагивающий самые чувствительные струны души. Иногда она смотрела на Анджея словно из этой дали, и когда он ловил ее взгляд, в котором не было места для него, законного мужа, а светилась лишь мечта, его смеющиеся глаза застилала грусть.

Она спрашивала:

— Что случилось, любимый?..

А ночью заговорщицки улыбалась темному потолку, потому что где-то там…

Ничего в ее жизни не изменилось.

Она не хотела причинить Анджею боль. Венчание было для нее таинством, брак — обязанностью, совместная жизнь — ответственностью. Так же считал и Анджей. Не для того они поженились, чтобы разрушить брак, расстаться, гоняться за неосуществимыми мечтами и жить фантазиями. Совсем не для того.