Ну ма-а-ам! - Ольга Савельева

В этот момент Варя вдруг почувствовала, что она сама снова верит в лучшее! Значит, нашлась ее Вера!

– Где ж ты была, моя Вера? – воскликнула девочка.

– Меня похитил злой Микроб, – сказала Вера внутренним голосом. – Он боится моей силы, знает, что я могу его убить, поэтому он схватил меня и запер в шкаф, в котором хранятся страшные болезни. Злые Микробы часто так делают.

– Я так рада, что ты нашлась, моя Вера, – сказала девочка. – Давай же скорее лечиться!

– Да, нужно спешить, теряем Время.

– Ну что я за растяпа! Веру потеряла, теперь Время! И собачку с треугольными ушами, – расстроенно вздохнула Варя.

А потом Варя выпила разноцветные пилюли против Микроба, запила их водой и сделала все это вместе с Верой в лучшее. Уже через неделю злой Микроб сбежал из Вариного живота! Доктор Здоровкин пришел в палату выписывать Варю.

– Варя, как здорово, что ты выздоровела! – сказал добрый доктор. – Надеюсь, я больше никогда тебя здесь не увижу.

– Так говорить невежливо, – объяснила Варя доктору. – Надо говорить: «Скоро увидимся!»

– Это правило действует везде, кроме больниц, – совершенно серьезно пояснил доктор Здоровкин. – Кстати, я приготовил тебе много больших коробок, чтобы ты упаковала и забрала все чужие Веры, которые тебе принесли незнакомые люди.

– Мне кажется, тем, кто остается здесь, эти чужие Веры даже нужнее, чем мне… – сказала Варя.

– Может, тогда ты раздашь их другим пациентам? По одной?

Варя захлопала в ладошки – так ей понравилась эта идея. Она схватила пригоршню Вер и побежала раздавать их другим деткам в палаты.

А в последней палате лежал мальчик Петенька. Он был очень печальный, потому что Микроб в его животе жил уже давно, и Петя был почти в отчаянии. Микроб давно похитил Петину Веру, и Петя уже и не надеялся выздороветь. Пете не хватило чужих Вер, которые раздавала Варя.

– Я так и знал, – печально вздохнул Петя. Он давно решил, что все невезения в мире приключаются только с ним.

– Знаешь что, возьми мою! – сказала Варя, отдавая Петеньке свою Веру. – Мне не жалко. Когда мне нужна была Вера, люди так же отдавали мне свои… Пришла моя очередь так поступить.

– А как ты будешь жить без Веры? – удивился Петя.

Варя пожала плечами:

– Тебе нужней…

Но когда Варя вышла в коридор, выяснилось, что ее Вера в лучшее стала еще сильнее, несмотря на то что Варя отдала ее другому человеку.

Через месяц в квартиру, где жила Варя, позвонили. Почтальон принес ей большую нарядную коробку и попросил расписаться в квитанции. Варя нетерпеливо развязала бант и распечатала коробку. Внутри лежала… плюшевая собачка с треугольными ушами.

– Это же Пулька! – воскликнула Варя.

В коробке вместе с игрушкой лежало запечатанное письмо в конверте. Варе никто не писал настоящих писем, и она, дрожа от нетерпения, вскрыла конверт. Письмо оказалось от Пети, того самого мальчика, которому Варя в больнице отдала свою Веру.

«Эту собачку я нашел на скамейке у песочницы, и с тех пор она стала моей любимой игрушкой. Я долго не мог придумать ей имя. А в больнице придумал. Теперь ее зовут Вера. Я дарю тебе мою Веру, как ты когда-то подарила мне свою. Спасибо тебе. Благодаря твоей Вере я победил Микроба, выздоровел и теперь живу дома по адресу: Волшебный город, улица Яблочная, дом 15. Жду тебя в гости! И постарайся не потерять Веру, ладно? Петя».

Варя прижала к себе Пульку-Веру и весело крикнула на кухню:

– Бабушка-а-а, напеки мне, пожалуйста, пирожков с малиновым вареньем! Я иду в гости-и-и!

С буквой «Ф» у Кати как-то сразу не заладилось. Например, своего игрушечного жирафа она зовет жирабом. А муж за это называет дочку жирабовладелицей.

Мне было пять, когда я научилась звонить маме. Для этого я опасливо кралась в прихожую к телефону и набирала цифры, указанные в бабушкиной записной книжке напротив маминого имени: «Нина, Москва, домашний».

Мой указательный пальчик нырял в нужные кружочки цифр и накручивал телефонный диск.

– Алло! Алло! – разрывал нытье гудков мамин встревоженный голос.

Там, в Москве, она слышала короткие трели междугороднего звонка и думала: что-то случилось. Бабушка и дедушка, растившие меня в приморском городе, никогда не звонили просто так. Никогда. Так договорились изначально, потому что любой звонок – это деньги, лишних денег ни у кого нет, поэтому если никто не звонит, значит, все в порядке.

Мама хватала трубку в панике:

– Алло!

– Когда ты меня заберешь? – спрашивала я.

– Все в порядке? – спрашивала мама.

– Когда ты меня заберешь? – спрашивала я.

– Где бабушка? Дедушка? – спрашивала мама.

– Когда ты меня заберешь? – спрашивала я.

– Разве тебе плохо с бабушкой и дедушкой? – спрашивала мама.

Я всегда недоумевала: почему взрослые отвечают не на тот вопрос, который им задают, и чаще всего отвечают вопросами. Ведь на мой вопрос «когда?» ответ должен быть совсем другим. Например «скоро», или «завтра», или «через неделю». Мама так никогда не отвечала.

Меня постоянно наказывали за эти звонки. Ставили в угол.

– Ишь ты, миллионерша, – злилась бабушка на меня и добавляла, обращаясь к дедушке: – Ну сделай что-нибудь!

Дедушка делал что-нибудь, но это было бесполезно. Он прятал от меня записную книжку, но номер я знала наизусть, он выключал телефонный шнур из розетки, но я быстро нашла, как включать его обратно, он поставил телефон на высокую полку для шапок, но я научилась залезать туда, выстроив лестницу из банкетки и табуретки, он однажды просто спрятал от меня телефон. А я пошла и позвонила маме от соседки тети Нади.

– Когда ты меня заберешь? – спросила я у мамы.

А мама вдруг заплакала и сказала:

– Сил моих больше нет… Заберу на неделе… В сад пойдешь здесь.

Вечером был скандал. Бабушка пила валокордин, дедушка смотрел новости на пределе громкости, я стояла в углу.

– Довела мать! Довела! – кричала бабушка в мою сторону, перекрикивая голос диктора. – Будешь ходить теперь в детский сад, как сирота, вот посмотришь!

Все мои друзья во дворе ходили в детский сад, и никто из них не был сиротой. Я не понимала, почему меня всегда пугали детским садом и призывали радоваться, что я живу с бабушкой и дедушкой и в сад не хожу. В саду много детей и игрушек, никто оттуда не возвращается несчастным.