Украсть богача - Рахул Райна

эту богадельню с ее иностранными паразитами, так, как бесятся маоисты в наших восточных штатах, – и вдруг взгляд мой упал на экран телевизора в углу.

Я увидел там жирдяя Руди. Вишала с ненатуральными губами. Намиту в традиционном сари – никакой европейской одежды, всем обильные намасте, – отбивающуюся от похотливых объятий местных нета[84].

Я крикнул хозяину, чтобы прибавил звук.

Вскоре выяснилось, в чем дело. Они стояли у дома, вокруг них толпились репортеры всех индийских телеканалов, повсюду змеились кабели, симпатичные корреспондентки тыкали микрофонами в лицо Руди, потные джентльмены орали на всех: «Тишина!», тут же стояли соседские мамаши, жаждавшие подыскать дочерям жениха.

– Что вы намерены делать дальше, Руди?

– Правда ли, что Билл Гейтс собирается предложить вам работу?

– Как вам удалось добиться таких удивительных результатов?

Этот мелкий говнюк занял первое место.

Я занял первое место.

Первое, мать его.

По всей стране.

Ну ладно, не первое. На самом деле второе. Но первое занял какой-то Икбал, а это не считается. Кто будет снимать мусульманина?

Победитель – наследник культуры Вед.

Сукин брат.

Как?

Если сдавать экзамены столько раз, сколько сдавал их я, понятное дело, добьешься известного мастерства. Вопросы из года в год практически не меняются.

Вдобавок я умный, как черт.

Глаза Руди горели жаждой жизни. Теперь он мечтал не о травке и потных спальнях. Женщины, деньги, джипы – вот что ему подавай. Теперь ему хотелось сожрать весь мир. Его жизнь уже изменилась бесповоротно. Победитель на гребаных Всеиндийских. Да ему не придется работать ни минуты, разве что сам захочет. Может валять дурака до конца дней, вступить в элитарный клуб, лучший из возможных, жить красивее, чем сын премьер-министра или даже его любовница, – в клуб с секретными связями, тайными рукопожатиями и темницей с сексуальными рабынями, она же клуб на Гольф-Корс-роуд, – ну и богатством, конечно, невообразимым богатством.

Он станет ответом на вопрос викторины.

Кто занял первое место на Всеиндийских вступительных экзаменах 1974 года? Кто из победителей Всеиндийских экзаменов руководит корпорацией «Фейсбук»? Кто из победителей женат на актрисе Болливуда и может трахать ее каждую ночь?

Я проверил список входящих. Сумит не писал и не звонил. Обычно он целыми днями пялится в телефон, публикует селфи с «учениками», кормит их ладду[85], дарит им цветы. Сегодня – ничего. Пусто, как у евнуха в трусах. Наверное, совсем взбесился.

– Всем выпивку за мой счет, – крикнул я.

В тесной комнатушке осталось человек двадцать: семейства с кислыми минами да несколько стариков, которые смотрели на смартфонах ролики с белыми девчонками, танцующими тверк, и цокали языком. В общем, не разорюсь, учитывая, сколько у меня теперь денег.

Руди – мой пропуск в счастливое будущее.

Я буду охеренно богат. Я ухватил этого сукиного сына за яйца.

Четыре

А теперь небольшое отступление.

Вы, наверное, гадаете, как же я попал оттуда – сюда? Как из забитого, закабаленного сына торговца чаем я превратился в обаятельного остроумного городского кутилу? Пассажира метро, владельца банковской карты и малого бизнеса, налогоплательщика, независимого консультанта по образованию. Как мне это удалось? Как этот оборванец вообще выучил английский?

Что ж, настало время рассказать вам про сестру Клэр и про то, как она спасла меня.

Сколько мне тогда было лет? Я стараюсь пореже пускаться в воспоминания: все это полная хрень. Но стоит объясниться.

Мне было одиннадцать. И у нас начались неприятности. Одним январским вечером папа вернулся поздно из очередного кабака с шарабом[86], где гнали адское пойло прямо из антифриза.

Он был выпачкан в крови больше обычного, оба глаза подбиты, но на мне срываться не стал – так, пнул для порядка за то, что я не уследил за жаровней и она потухла. Значит, особо не пострадал.

На следующий день ушел спозаранку, не сказав ни слова, – то есть фактически дал мне выходной. Что-то явно случилось. Мы с соседскими мальчишками гоняли бешеных дворняг, у которых из пасти шла пена, – излюбленная индийская забава, которую поколение айфонов, к сожалению, позабыло, – а потом вернулся папа и сообщил, что теперь мы будем вставать еще раньше. И ничего не объяснил.

Впрочем, я и сам догадывался.

Видимо, он не так посмотрел не на ту женщину. Мой отец постоянно глазел по сторонам, но самое плохое, что не на что-то конкретно, а на все и сразу. Он высматривал часы, одежду, новых людей, женские талии, возможность добиться своего и потом выпутаться.

Почему же его любопытство не помогло ему устроиться в жизни лучше, чем торговать на улице чаем? Может, он пригляделся и понял, что выхода нет? Сколько себя помню, наша жизнь текла неизменно.

Как всегда в нашем случае, мельчайшее отклонение от курса сопровождалось жестокими побоями. Несколько дней спустя, в полночь, нам выбили дверь. В этом еще не было ничего странного. Папины пьяные дружки порой наносили нам визиты, равно как и его букмекеры с кредиторами.

Папа мигом проснулся.

– Значит, ты ее трахнул? – спросил непрошеный гость. Он пошатывался, держа короткий острый нож.

Папа промолчал. Всегда лучше промолчать.

– Моя жена, – продолжал мужчина. Высокий, мускулистый, вооруженный. – Моя жена. Я тебя убью, харамзада[87].

Мне все папины женщины казались одинаковыми, буквально на одно лицо. Они приходили к нему, он целовал их в обе щеки. «Одна щека – кофе, – говорил он, – вторая – шоколад. А где сахар, мы сейчас узнаем». Это была его первая фраза – и знак мне уйти.

– Ты знаешь, кто я такой? – спросил мужчина. – Знаешь?

Папа молчал. Мужчина засмеялся.

– Я тот, кто тебя убьет.

Папа не растерялся. Поглядел на меня и сразу сообразил, что делать. Этого у него не отнять.

– При сыне? – сказал он. – При моем единственном ребенке? – Голос его звучал совершенно иначе, столько чувства он вложил в слово «сын». Закрой я глаза, нипочем бы не догадался, кто он такой.

Он поднялся, поставил меня перед собой. Верзила-незнакомец уставился на меня. Отец сильно ущипнул меня. Я понял, что от меня требуется. Ложь далась легко. Я разревелся, сложил молитвенно руки и проговорил:

– Пожалуйста, не убивайте папу.

Отец подвинулся вперед, подтолкнул меня к незнакомцу. Я заливался слезами. Даже слюни пустил для пущего эффекта.

– Мой единственный сын. Кроме него, у меня никого не осталось, – продолжал отец, вцепившись в мое плечо.

И неожиданно с силой пихнул меня. Я упал на колени. Незнакомец таращился на меня в замешательстве. Наклонился, чтобы поднять. Тут-то папа ему и врезал.

Он ударил его кулаком раз, другой, по почкам, в живот. Выбил ногой у него из руки нож, и тот