Мама на Рождество - Екатерина Орлова

class="p1">Сажусь на кровати и тру лицо. Теперь нужно будет как-то объяснять маме, кто такая Эрика, почему осталась до утра, а Милли — почему Эрика не может быть ее мамой. Кстати, надо распечатать конверт из суда, наверняка там пришли документы о разводе. Уже три дня забываю о нем.

Встаю и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок. А, когда выхожу, Эрика сидит на кровати, завернувшись в одеяло. Из-под него торчат только ее стопы, и пальчики с аккуратным розовым педикюром «рисуют» на ковре. Завораживающее зрелище. Странно то, что после тотального разочарования нашим сексом я все еще считаю ее соблазнительной. Обычно такие исходные данные — это повод расстаться и больше никогда не видеться.

— Ванная, — показываю себе за спину. — Там есть свежие полотенца, а на раковине я оставил для тебя новую зубную щетку.

— Спасибо, — отвечает она тихо. — Я приведу себя в порядок и уеду.

— Мгм, удачи.

— Что это значит?

— Ты еще не знакома с моей мамой. Пока она не получит ответы на все вопросы, вряд ли тебе удастся сбежать.

— Я скажу, что мне позвонили и срочно вызвали в клинику.

— Напомни: ты врач?

— Ветеринар.

— Да, точно.

Когда нас представляли друг другу, что-то такое было сказано, но я упустил из виду, пожирая взглядом ее шею и грудь. А надо было слушать.

— Ну, ладно, я пошла.

Эрика встает и делает шаг к ванной.

— Прямо в одеяле?

— Ну да, — она останавливается и выразительно смотрит на меня, а во мне вдруг просыпается латентный садист.

— Оставь его на кровати.

— Под ним я голая.

— Знаю, сам тебя раздевал.

— Я так не могу. Дойду до ванной и оставлю одеяло возле двери.

— На полу?

— Да, — с недоумением отвечает она.

— Так не пойдет, — качаю головой. — Сбрасывай одеяло и иди.

Я вижу, как Эрика тяжело сглатывает, но теперь дожать ее и заставить отложить одеяло на кровать — это практически дело чести. Когда она понимает, что я все равно буду настаивать на своем, фыркнув, сбрасывает одеяло и, задрав голову, идет в ванную, а я любуюсь на ее обнаженную фигурку и покачивающуюся попку.

«Ну почему же ты такая никакая в постели?» — внутренне стону я, когда Эрика скрывается за дверью.

Быстро надев спортивные штаны и футболку, иду на кухню, где мама с Милли уже готовят завтрак. Мне нужно погасить этот пожар любопытства, пока Эрика еще приводит себя в порядок, иначе, зная мою маму, она может спугнуть дочку Коулмана.

— Кто она? — без предисловий начинает мама, как только я занимаю место за обеденным столом. Стараюсь игнорировать ее многозначительную улыбку.

Когда Алекса родила Милли, и уже через неделю выступала в клубе, мама сказала, что из моей жены не выйдет хорошей матери. Потом, когда Алекса переехала в Мадисон, оставив нас с Милли здесь, мама сказала, что нам нужно разводиться, а мне — срочно искать новую жену, которая станет мамой для моей дочери. Причем она настаивала на том, чтобы сделать это как можно скорее, пока Милли маленькая, чтобы не наносить ребенку травму. Она считала, что каждая короткая — а на другие Алекса неспособна, — встреча — это удар по психике ребенка. Возможно, она права, и я на самом деле против встреч Алексы с дочерью, но не могу ей это запретить просто на основании нашего с мамой мнения. Визит Алексы в день рождения Коулмана не считается, я не впустил ее, потому что не хотел портить дочке праздник.

Теперь мне приходится прятать всех женщин, которые попадают в мою постель, чтобы мама не отпугивала их своим напором. А вот с Эрикой я прокололся. Хотя мамы с Пандой здесь быть не должно было сегодня…

— А что вы здесь делаете? — спрашиваю, повернувшись лицом к маме, когда она ставит передо мной тарелку с яичницей и блинчиками.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ты тоже.

— Я первая спросила, Кил. Кто она?

— Просто знакомая.

— И ты привел просто знакомую в свой дом?

— Мне нужно было снять номер? Мам, прекрати обсуждать мою личную жизнь, мне уже не пятнадцать.

— Тогда ты тащил каждую понравившуюся девочку знакомить с мамой.

— Что поделать? В молодости мы совершаем ошибки.

Я улыбаюсь, глядя на то, как мама замахивается. Знаю, что не ударит, весь этот гнев напускной.

— Кил, у тебя с ней серьезно? — спрашивает она негромко, присаживаясь на стул рядом.

— Нет. Эрика здесь только на одну ночь.

— Эрика… А как фамилия?

Вот за что я не люблю маленькие города: здесь все друг с другом знакомы. А если не знакомы, то наверняка могут почерпнуть информацию в ближайшей кофейне.

— Коулман, — отвечаю нехотя, потому что она ведь все равно узнает.

— Это дочь Фреда Коулмана? Ветеринар?

На лице мамы такой шок, как будто я встречаюсь с наследницей Британского престола, не меньше.

— Да. А что такого?

— Мы возим к ней собак, Кил.

— Так ты с ней знакома?

— Нет. Обычно животных забирает медсестра. У нас не было ни одного сложного случая, чтобы пришлось общаться с врачом, так что не довелось познакомиться. Она ведь недавно переехала в Маринетт?

— Понятия не имею.

— В каком смысле? — глаза мамы становятся огромными.

— Эйка будет нашей мамой, — довольно заявляет Милли, откладывая на стол вилку, которой до этого проворно орудовала, поедая блинчики.

— Это правда? — спрашивает мама, но я не успеваю ответить, потому что слышу позади себя шорох.

Мы с мамой оборачиваемся и видим, как Эрика на цыпочках пытается проскользнуть мимо кухни к прихожей.

— О, дорогая! — мама вскакивает со стула. — Позавтракаете с нами?

— Мне э-э-э… Простите, — она указывает на двери, — мне позвонили, надо срочно ехать на работу.

— Но сегодня же Сочельник.

— Животные не выбирают, когда болеть.

— Тогда ждем вас вечером на Рождественский ужин.

— Что? К вам? В смысле, я уже дала согласие родителям, что буду праздновать с ними. Съезжается вся семья, я не могу проигнорировать.

— Понимаю, конечно. Тогда ждем вас на Рождественский завтрак. Думаю, вы сможете вырваться, чтобы провести его с нами.

— Если получится, конечно, спасибо.

— Киллиан заберет вас.

— Что