Николай Хмурый. Война за мир - Михаил Ланцов

Вот этих танков и вывалила целая масса. Легкие конструкции. Две гусеницы, противопульная броня, легкая башня с 37-мм скорее гранатометом, чем пушкой, а также спаренный с ним ручной пулемет основного калибра. Очень легкое вооружение. Даже легче, чем было у легких танков Империи в 1914 году. Однако и сами машинки оказались компактными. Считай, не танк, а танкетка с двумя членами экипажа. И таких вот на поле боя выползло огромное множество. Альянс считал, что насыщение войск подобными передвижными огневыми средствами сможет сильно повысить устойчивость их пехоты в атаке и обороне. Так что каждая пехотная рота имела у них от трех до пяти таких машин.

За ними, развернувшись, редкими цепями двигались бойцы.

Рота заняла свои позиции в слегка раздолбанной первой линии эрзацтраншей. И замерла. Стрелять пока еще было далеко.

Шестьсот метров. Пятьсот. Четыреста.

Сигналом к атаке стала батальонная артиллерия – четыре 37-мм легкие противотанковые пушки, которые, будучи расположены двумя группами на флангах позиций батальона, открыли фланкирующий огонь. Смешанными группами. С каждой парой таких орудий располагалось по отделению крупнокалиберных пулеметов, которые своими бронебойными пулями могли дел натворить среди этих танкеток. Да и пехоте доставалось. И почти сразу, следом за этими ребятами из батальонных траншей заухали 90-мм минометы и батарея станковых автоматических гранатометов, посылающие очереди своих малокалиберных гранат навесом.

Наступающие войска открыли встречный огонь.

И тут же ожили ротные позиции.

Застучали крепостные ружья, стремясь «насверлить» как можно больше дырок в этой бронетехнике. Начали стрелять егеря, выбивая офицеров и пулеметчиков. Подключились короткими очередями единые пулеметы, буквально состригая пехотные массы… выкашивая их за счет своей чудовищной скорострельности. Ну и легкие 60-мм минометы включились, добавляя плотности обстрела.

Три минуты.

И атака отбита.

Выжившая техника противника пятится назад, стреляя на ходу куда-то «в ту степь». Пехота просто бежала. А поле между позициями имперцев и войсками Альянса все дымилось от чада горящей техники.

Но расслабиться не удалось.

Минуты не прошло, как по выявленным позициям батальона начался артиллерийский обстрел. Так что всему личному составу, выступившему вперед, пришлось спешно отходить по ходам сообщения назад. В том числе и бойцам ПТ-узлов. Которым было тяжелее всего. Там бойцам пришлось просто нырять по заранее вырытым щелям. Не отойти, не откатить свое вооружение из-под обстрела.

– Обходят? – спросил Луций, прислушиваясь к звуку этих характерных двухтактных двигателей, которые в количестве тарахтели где-то за перелеском.

– Видимо, – вытряхивая грунт из волос, ответил командир отделения. Осколком ему повредило стальной шлем, вот и скинул, что добавило ему немало новых, незабываемых приятных моментов. Под действием адреналина скинул, не иначе. Потому что в них очень крепко вбивали ношение защитного снаряжения.

Рядовой этот раздраженный вид понял отлично.

– Сейчас принесу, – буркнул он и начал пробираться к ротному старшине. Вот что-что, а стальные шлемы он выдавал очень аккуратно и без лишних проблем. Прижимистый – да, но понимающий.

Обстрел усиливался.

Пришлось роте отходить на третью линию траншей, которую только начали копать накануне. И там уже особенно не посидишь. Только полежишь.

Ротный что-то орал в микрофон радиостанции.

Луций меланхолично жевал соломинку и, пользуясь моментом, обихаживал свой пулемет. В частности, он проверял сменные ствольные блоки на тему загрязнения. Ему показалось, что туда набилось немного земли в вентиляционные отверстия, и он хотел эту неприятность устранить. Разбирать их не требовалось. Можно было просто нормально протрясти, прочищая от всего сыпучего. А его два вспомогательных номера набивали пулеметные ленты и укладывали их по жестяным коробкам.

Наконец охрипший ротный отвалился от связистов. И с мрачным лицом откинулся к бортику очень невысокой траншеи, нервно всматриваясь в ближайшую опушку. Луций это увидел и едва заметно хмыкнул. Да. Вокруг чистое поле, и этот лесок – единственное место, куда их рота могла отойти. Правда, на это придется спустить все дымовые шашки для завесы. И до вечера больше отойти было некуда. Вон – все как простреливалось. А вообще – не самая удачная позиция. Видимо, батальонное командование не рассчитывало на столь серьезное давление сил Альянса. Переоценили свои силы.

Наконец, минут через пять, где-то в тылу заработали мощные полевые пушки, включившись в контрбатарейную борьбу. Быстро-быстро так заработали. Видимо, на пределе скорострельности.

И обстрел позиций роты практически сразу прекратился. И не только роты, а всего батальона. Видимо, имперские пушки накрыли артиллерийский полк противника. А судя по плотности обстрела, здесь работал именно он.

Но сидеть и блаженствовать не стали. Весь батальон пришел в движение, начав готовиться к установке дымовой завесы и отходу в лесок. Вон и бойцы ПТ-узлов ожили, выбравшись из щелей и начав откапывать присыпанные пушки и пулеметы…

Сверху что-то загудело.

Луций поднял голову и увидел фронтовые истребители, летящие парами.

– А может, и не понадобится отходить в лесок, – тихо произнес он и скосился на широко улыбнувшегося командира отделения. Тот тоже так думал. Истребители летели низко. И с земли невооруженным взглядом было хорошо заметно по бомбе у них на внешнем подвесе.

Если они сейчас поддержат контрбатарейную борьбу и выведут из строя тот артиллерийский полк, что силы Альянса задействовали на этом направлении, то все обойдется. Можно будет спокойно окапываться. Ведь им толком даже траншеи и укрытия выкопать не дали. Все спешно. Все бегом.

Хотя… кто его знает? В любом случае Луций был доволен. Снаряды прекратили рваться – уже неплохо. Теперь бы горячим пообедать…

Смеркалось.

Всеволод нервничал. Он словно ужаленный постоянно метался по своему кабинету, не находя себе места. Нет, при людях-то он был выдержан, отец научил его тому, как важно держать лицо. Но когда, как он думал, наблюдателей не было, он чуть ли не паниковал. Юный соправитель Империи как-то привык за эти десять лет, что всегда находится рядом с отцом. Да, он погружался в реальное управление. Но всегда был он – Николай. Не всегда подсказывал, но всегда разъяснял позже. Многое разъяснял. Даже то, что казалось совершенно неочевидным.

Иногда это были краткие логические выкладки, а иногда целые притчи с выводом исторической фактуры. Причем некоторые повторялись раз за разом то в одном ключе, то в другом.

Чаще всего Николай рассказывал историю борьбы аристократии против всех на протяжении всей истории Древнего Рима. Он знал эту историю назубок. В деталях. Его отец был настоящим фанатом Древнего Рима и, пожалуй, Византии. Он мог говорить о них часами, легко прослеживая проблемы единой Римской Империи в ее наследнике – эллинизированном Востоке и христианской Руси. При этом подчеркивал, что практически все периоды расцвета Византии были связаны с чем угодно, кроме собственно греков, исключая, пожалуй, крайне спорного периода правления Палеологов. И о значимой роли армян в истории Византии, которые «сделали эту державу, раз за разом вытаскивая ее из кризисов». Греки, по мнению Николая, обладали слишком губительным и разрушительным влиянием. Аналогичного мнения он был обо всех аврамических религиях. Для Николая эти религии были злом… простым, обычным злом. Хотя и использовал он их в силу тотальной распространенности на землях Империи. Вынужденно. Но использовал. Улыбаясь во все тридцать два зуба и прочими способами демонстрируя свое расположение их иерархам. Но лишней власти им, конечно, не давая. Да и вообще придерживаясь религиозных практик очень поверхностно. Скорее для людей, чем для себя.