Жалоба - Григорий Васильевич Романов

– А что же у вас там, своих церквей нету?

Марья Ивановна подумала, что это ее поддели. Но, посмотрев на добродушное лицо селянки, засомневалась. Не найдя, что и в каком тоне ответить, она пошла дальше. Вслед она услышала:

– Если большой черный джип стоит, значит отец Гавриил на месте.

Через десять минут, она уже была у церкви. Храм действительно был хорош и внушал если не религиозный трепет, то уж уважение – однозначно. Зайдя внутрь, она стала искать глазами знакомый образ. Со стен на Марью Ивановну смотрели почерневшие лики святых, подписанные старославянскими письменами под титлами. Со старославянским у Марьи Ивановны было не очень, сами лики были ветхими и плохо различимыми. Довольно долго искала она Николая, путая его, то с Серафимом Саровским, то с Иосифом Волоцким. В дальнем пределе храма, она нашла, наконец, знакомый образ под стеклом, увешанный золотыми цепочками с нанизанными на них кольцами, серьгами и подвесками.

«Ну, здравствуй, Коленька», – обратилась она к Угоднику: «Давно же мы с тобой не виделись! Как ты тут… или нет: как ты там, наверху? Тяжело тебе, наверное. Столько народу обращается и всем помочь нужно. Меня-то хоть помнишь? Марья Ивановна я. Был ты раньше у меня дома, на кухне. Помнишь? Что ж ты покинул меня? Я тебя обыскалась… везде искала. Столько произошло со мной, после того, как ты исчез! Но, тебе, наверное, не интересно это… Да, не интересно. Думаешь, с какой я просьбой к тебе? Я, Коля, сама не знаю. Даже, зачем пришла, не знаю. Я ведь, ты уж прости, и в тебя-то не особо верю. Только ты не обижайся, пожалуйста. Столько навалилось, знаешь. Отупела я, что ли? Или старость шутки со мной шутит? Ты милый и помогал мне, я это помню. Но сейчас, знаешь, не сможешь ты мне помочь. Поэтому и не прошу у тебя ничего. А неверие мое… ты уж прости бабку. Если можешь, исполни чье-нибудь желание вместо моего. Так, в память о старой дружбе. Исполнишь?… Кем ты при жизни был, Коля? Я ведь никогда не интересовалась. Хорошим мужиком, наверное. Жизнь прожил правильную и на небе к господу попал. Кого же ты сам просил о заступничестве? Наверное, Самого! И как он, слышал тебя? Помогал?»

В это время старуха, протиравшая полы в церкви, пятясь назад, бесцеремонно пихнула ее широким задом. Вместо извинений, она критически осмотрела Марью Ивановну:

– Чего ты там бормочешь отсебятину? Святителю Николаю акафист читать нужно. Сорок дней, тогда поможет. И в храм божий с покрытой головой ходят! Ты что, католичка, что ли?

– Я? Нет, православная.

– То-то я и вижу.

– А вы знаете этот… акафист?

– Я-то знаю. И тебе, прежде чем в церковь являться, выучить не помешало б. С чем пришла, о чем святого просишь?

Поколебавшись немного, Марья Ивановна ответила:

– Насчет любви прошу.

Старуха вторично осмотрела Марью Ивановну с ног до головы. Теперь взгляд ее был не столько критическим, сколько изумленным:

– О, и эта туда же! Тебе, милая, лет-то сколько?

– Шестьдесят пять.

– Совсем там, в городе, с ума посходили! Тебе б о душе подумать, а ты все с глупостями ходишь!

– Вы извините, я к богу пришла, а не к вам. Мне и так нелегко, поэтому и прошу… просить больше не у кого.

Немного смягчившись, старуха посоветовала Марье Ивановне исповедаться:

– Ты постой здесь, я сейчас посмотрю, отец Гавриил на месте ли. Если тут, он тебя примет. Она пошла в другой конец церкви, ворча при этом: «Любовь! Какая такая любовь?», – прямо как в фильме «Любовь и голуби».

Вскоре она вернулась и сообщила, что отец Гавриил на месте и готов исповедать Марью Ивановну.

Сам отец Гавриил, в миру Сергей Петрович Волков, был человеком с удивительной судьбой.

В советские времена, вплоть до момента, когда коммунистическая идея окончательно покинула властные кабинеты, он работал в конторе: был оперуполномоченным районного отдела УКГБ. Здесь, он впервые столкнулся с религиозной доктриной лицом к лицу, благодаря своему же подопечному, нелюбимому властями отцу Серафиму, с которым, по долгу службы, иногда проводил профилактические беседы.

В какой-то момент, опер и фигурант поменялись местами и теперь уже отец Серафим проводил с Сергеем Петровичем профилактические беседы, силясь заронить в его душу семена веры.

Семена сыпались горстями, но прорасти на почве, протравленной диалектическим и историческим материализмом, а также атеизмом самого вульгарного пошиба, никак не могли. Однако ж, общение с отцом Серафимом впустую для Сергея Петровича не прошло. Когда все посыпалось и полетело к чертям, когда стало стыдно и страшно признаться в том, что ты чекист, а Феликса Эдмундовича на Лубянской площади сменил бесформенный Соловецкий камень, Сергей Петрович знал, куда направиться и чем заняться в новой жизни.

Быстро окончив ни то семинарию, ни то какие-то богословские курсы, он был рукоположен в священнический сан, стал отцом Гавриилом и, по иронии судьбы, занял место отца Серафима, почившего, к тому времени, с миром. Преемственность, в этот раз, сделала какую-то невообразимую загогулину, и место истового богомольца, твердого в вере, как базальт, занял убежденный атеист, ранее доказывавший этому самому богомольцу примат науки над мракобесием и марксизма-ленинизма над Ветхим и Новым заветами.

Стал ли отец Гавриил верующим человеком? Стал, конечно. По должности положено, знаете ли… Вопрос лишь в том, во что именно он верил. В позитивную роль православия в истории Руси и ее возрождении – да. В моральную ценность церковных заповедей и традиций – безусловно. В искусство, создавшее под влиянием христианской веры бесценные шедевры – несомненно. Даже бытовую и прикладную роль религии он охотно признавал. Но, вот в причастность ко всему этому, собственно, бога… увы. И неудивительно: как ни крути, Моральный кодекс строителя коммунизма прочел он гораздо раньше Нагорной проповеди Христа.

Став настоятелем старой полуразрушенной церкви в области, он обзавелся тощим провинциальным приходом, таким же, каким и сам был в то время. Со временем, на спонсорские деньги, взявшиеся оттуда, откуда лучше и не знать, он отстроил храм божий так, что слава о нем дошла до областного центра и даже до соседних регионов.

В церковь потянулись страждущие совсем другого рода и достатка. «Нивы» с грязными колесами сменились шикарными иномарками. Каков поп, таков и приход, говорили издавна. Существует, однако, и обратная взаимосвязь. Вместе с паствой преобразился и сам отец Гавриил. Голос его понизился тона на три, стал звучным и властным. Живот, который он видел раньше только у других, отрос теперь и у него, став одной из важных регалий уважаемого сановника.