Тор. Разрушитель - Вольфганг Хольбайн

Топот копыт заставил великана отвлечься от своей жертвы, но все же громила не смог отреагировать вовремя. Боевой конь, повинуясь инстинкту, попытался избежать столкновения с живой преградой, но скачка была слишком быстрой, а в хлеву негде было развернуться. Последовал чудовищный удар. Воина отбросило в сторону, а лошадь споткнулась, и послышался мерзкий хруст ломающихся костей. Несчастное животное заржало от боли.

Он вылетел из седла, но еще в полете смог овладеть собой и использовать движение для удобного приземления.

Приземлившись, он тут же выхватил молот. Оглушенный противник лежал на обломках потолочной балки — рыцарь не был ранен, но в любой момент мог прийти в себя.

Он бросился к Урд и ее супругу и на мгновение опустился рядом с ними на колени.

Лассе был мертв, но Урд еще жила, она даже была в сознании. Широко распахнутые, какие-то пустые глаза смотрели мимо него. Ее накидка была разорвана, как и платье, и тоненькая нательная рубашка. Руки блестели от крови — от ее собственной крови: сопротивляясь, она сломала ногти о латы великана.

Это зрелище исполнило душу холодной яростью и такой решимостью, что он сам бы испугался, если бы сейчас мог увидеть себя со стороны.

Повернувшись к рыцарю, он покрепче перехватил рукоять молота. Противник медленно поднимался, протягивая руку к окровавленному мечу, лежавшему неподалеку. Разум подсказывал ему, что сейчас самое время атаковать, ибо еще есть шансы на победу. Этот громила был раза в два тяжелее его и раз в пять сильнее. Вступать с ним в честный бой было бы самоубийством. Он понимал, что ему нужно напасть на этого воина, пока тот не до конца понял, что происходит.

И тут его сознание внезапно раздвоилось. Часть его души боялась гиганта, а другая испытывала лишь ярость и жгучее желание убить этого человека, не способного причинить ему вред. Это само по себе уже было странно, но тут ко всему прочему и рыцарь, подхватив меч, остановился, не решаясь нападать.

Слегка наклонившись вперед, воин замер на месте, недоверчиво разглядывая своего противника через раскосые прорези забрала. Даже в такой позе рыцарь был выше, а под его латами угадывались тугие бугры мышц. И все же на одно мгновение ему показалось, что он видит ужас в темных глазах великана. Придет же такая нелепость в голову…

— Подними оружие. Я хочу, чтобы ты сопротивлялся.

Это было еще нелепее, но в глазах, скрытых забралом страшноватого рогатого шлема, не мелькнуло и тени улыбки, и только взгляд метнулся к открытой двери.

— Если ты ждешь своих спутников, то они не придут.

Медленно выпрямившись во весь свой исполинский рост, громила перехватил меч покрепче и снял со спины большой круглый щит. Щит был диаметром с человека, да и весил не меньше.

— Я подарю тебе жизнь, если ты скажешь мне, кто вы такие и что вам от меня нужно. — Из всего произнесенного ранее эта фраза была самой нелепой. К тому же он не собирался выполнять обещание.

Громила никак не отреагировал на его слова и молча встал в защитную стойку. Даже это показалось ему каким-то гротеском. Воин превосходил его по росту, как взрослый ребенка, вышедшего из своего детского домика с бутафорским оружием в руках, чтобы поиграть с незнакомым дядей. Тем не менее он по-прежнему не испытывал страха. В этой схватке выживет только один, и что-то подсказывало ему, что это будет не его противник.

Воин атаковал без предупреждения, но он словно предчувствовал это движение и в последний момент уклонился от удара несущегося на него гиганта, не став парировать клинок рукоятью молота. Пригнувшись под лезвием, он повернулся вокруг своей оси и изо всех сил обрушил молот на щит громилы. Непонятно почему, возможно, от силы удара или по инерции собственного движения, но воин покачнулся и налетел на стену у двери, вслепую пытаясь ускользнуть от очередной атаки. Во все стороны полетели пыль и каменная крошка. На том месте, где только что стоял рыцарь, в стене образовалась дыра, и теперь, хотя раскаты грома и завывания ветра стали еще громче, слышалось в них какое-то разочарование. Но сейчас не было времени на то, чтобы удивляться таким чудесам.

Рыцарь развернулся, сделал ложный выпад и ударил своим щитом. Каким-то образом он предусмотрел и этот маневр, почти сумев уклониться от коварной атаки, но недооценил длину рук своего противника. Его только зацепило краем щита, но этого хватило, чтобы он отлетел к прогоревшей балке.

Громила не отставал. Меч дернулся вверх, целясь в горло, но он успел отпрыгнуть в сторону и толкнул балку. Обгорелое бревно переломилось, как сухой хворост, и на них посыпался град обломков.

Он попытался ударить противника молотом в колено, но великан прикрылся щитом и занес руку для нового удара.

И в этот раз рыцарь не промахнулся.

Клинок пробил руку почти в том же месте, что и копье. Боль была неописуемой, и он не знал, что слышит сейчас — свой собственный крик или завывания бури. Однако в тот же миг молот сам дернулся вверх, отодвигая в сторону щит громилы, и с невероятной силой обрушился на шлем врага. Послышался неприятный хруст. Шлем не раскололся, как он надеялся, а прогнулся, и из-под забрала хлынула алая кровь. Великан отшатнулся, выронил из рук сначала щит, а затем и меч и обеими руками схватился за шлем, лихорадочно пытаясь снять его с головы. Он так и не упал. Поразительно, но при таком ранении рыцарь все же устоял на ногах и лишь застонал. Потом, развернувшись, воин побежал к двери и уже через мгновение скрылся в снежном буране.

Он выпрямился и последовал за врагом, но его сил хватило на два-три шага, а затем ноги подогнулись, в глазах потемнело.

Видимо, он недолго пробыл без сознания, да и обморок был не очень глубоким — он смутно воспринимал какие-то звуки, чьи-то голоса, хотя разум наотрез отказывался складывать эти обрывочные впечатления в единую картину. Он был еще жив и, когда открыл глаза, увидел, что рядом сидит Урд и держит его за руку.

— Не двигайся, — мягко сказала она. — Ты потерял много крови. Подожди, пока я перевяжу тебе руку. Ты ведь не хочешь истечь кровью, верно?

Он и не собирался двигаться, но сама мысль о том, что Урд волнуется за него, наполнила его душу теплотой.

Он протянул к ней здоровую руку, но женщина бесцеремонно оттолкнула ее, продолжив перевязку. Он не знал, что она сейчас делает, но чувствовал довольно сильную боль.

— Где дети?

Он тут же понял, что вопрос прозвучал глупо, и, судя по выражению лица Урд, она придерживалась того же мнения.

— Эления спит, — все же ответила женщина. — Думаю, она вообще не поняла, что происходит, по крайней мере, я на это надеюсь. Лив куда-то убежал. Я хотела остановить его, но он слишком быстрый. Я не знаю, где он.

— С ним ничего не случится, — поддавшись внезапному порыву, выпалил он. И не потому, что был в этом уверен, а потому, что ему так хотелось.

Только теперь он заметил, что вокруг вновь стало светло и не было больше ни бурана, ни раскатов грома, ни сполохов молний. В хлев лился солнечный свет, и небо, видневшееся сквозь дыру в крыше, было ярко-голубым, словно и не завывала совсем недавно буря. И словно не случилось всего этого кровопролития.