На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Кроме пары испанцев, не говорящих по-английски, мой небольшой поток сознания на тему «преступления и наказания» был выслушан и, как мне показалось, принят весьма доброжелательно.

Имена индифферентных соседей-латиноамериканцев для меня так навсегда и остались тайной.

Следуя примеру остальных, я называл их «Гватемала» и «Мехико». В случае неожиданного приступа братской любви я вставлял одно из немногих знакомых мне испанских слов: «амиго».

Двумя другими хорошо мне знакомыми фразами были «бесаме мучо»[29] и «мучо трабахо»[30].

Как и большинство здешних латиносов, мои испаноязычные сокамерники сидели либо за множественные нелегальные переходы американской границы, либо за то, что работали «мулами»[31] – перевозчиками кокаина.

– Слушай, Россия, я же тебя по ТВ видел! Ты когда про свое дело рассказывал, то вспомнил сразу же! – воскликнул Рубен после моего выступления. Он начал мерить комнату огромными шажищами, энергично размахивая руками.

Он по очереди подходил к нашим соседям, дотрагивался кончиками пальцев до их груди, и говорил:

– Нет, ты представляешь, я его видел по ТВ. Он свой! Нет, ты представляешь? Вот здорово!

Когда очередь дошла до меня, Рубен протянул руку, как для рукопожатия. Я в ответ протянул свою, радуясь, что моя домашняя работа не прошла даром, и ее оценили.

Вместо рукопожатия он сжал руку в кулак. Я сделал то же самое. Мы быстро свели кулаки на уровне груди и стукнулись костяшками.

Атмосфера в камере разрядилась.

В противоположном углу, рядом с недоступным для меня окном, сидел Элвис. Тот самый, который жестами отговорил меня купить рубеновские ботинки. Ему было лет тридцать, и в Форт-Фикс он попал из больничной тюрьмы Форт-Деванс. Когда требовалось серьезное медицинское вмешательство, то в этот зарешеченный центр свозили тяжелобольных зэков со всей страны.

Элвис был одним из официальных тюремных больных.

Свои 48 месяцев он получил за хранение оружия. До своего ареста парень жил в Айдахо – абсолютно сельскохозяйственном штате, где пистолеты и ружья разрешены и так же естественны, как бродвейские шоу в Нью-Йорке.

Как-то раз его машину остановила полиция. В «бардачке» нашли незарегистрированный пистолет, и он быстренько заработал свой срок.

Через пару месяцев пребывания в СИЗО Элвиса избили. На ногах напавшего на него зэка оказались бутсы со стальными вставками в носах. Менты что-то не доглядели и оставили опасную обувь, запрещенную в городских тюрьмах.

Бедный Элвис получил сотрясение мозга, ему сломали нос и пробили череп. Чтобы избежать неприятностей, его немедленно переправили в Форт-Деванс. На лечение и реабилитацию.

Валяясь на больничных нарах, пострадавший сиделец подал в суд на Бюро по тюрьмам. Его папаша нанял адвоката, специализирующегося на подобных исках.

Теперь Элвис спокойненько обживался в карантине Форта-Фикс, ожидая суда над администрацией своей первой тюрьмы, многотысячной компенсации или досрочного освобождения. Всем желающим он с гордостью показывал свой новый розовый пластиковый черепок и шрамы на лице…

Элвис дружил с Элтоном.

По удивительному совпадению на соседних с ним нарах расположился парень, названный в честь сэра Элтона Джона.

Элтон, как и его тюремный товарищ, до ареста жил в какой-то дыре в Вермонте. В Форт-Фикс он перевелся из тюрьмы строгого режима, где отсидел лет восемь.

Тех зэков, которые «становились на путь исправления», отправляли в менее строгие зоны. Мой Форт-Фикс был одной из них. Ниже следовал лагерь.

Еще ниже – в полушаге от свободы – стояли тюремные общежития, уже непосредственно в городах. Там полусвободным зэкам разрешалось работать на воле, но спать они приходили на нары.

Как и Элвис, Элтон попал к нам на карантин из-за своей любви к оружию.

И не только к нему.

Элтон с напарником грабили сельские и пригородные банки. Войдя в помещение, мой новый сосед надевал маску и требовал от кассиров деньги. Элтон показывал небольшой пистолет или его игрушечный заменитель. Подельник стоял на шухере у заведенной и готовой к отступлению машины. В соответствии с внутренними банковскими правилами кассиры были обязаны отдавать грабителям деньги, не задавая лишних вопросов. Никому не нужно убийство или героизм работника и как результат – многомиллионные иски от их родственников. К тому же ни один банк не был заинтересован в антирекламе, так как после ограбления многие взволнованные клиенты закрывали счета и переводили свои тугрики в более спокойные места.

Хотя у каждого кассира под боком была спрятана связанная с полицией тревожная кнопка, но пользовались ею далеко не всегда. Из десятков банковских ограблений, проходивших волнами по Америке, общественности становились известны лишь единицы.

Чтобы хоть как-то остановить эпидемию банковских грабежей, властям пришлось придумать одну небольшую «игрушку».

По требованию полиции и ФБР в каждый банковский сейф начали вкладывать денежный муляж. В «куклу» вмонтировалась небольшая бомбочка, в нужный момент стрелявшая несмываемой краской. После того как она взрывалась в руках грабителя или в сумке, деньги и все вокруг окрашивалось в полицейский ультрмарин.

На седьмое ограбление это приключилось и с Элтоном. Несмотря на хорошую добычу и, казалось бы, благополучное завершение операции, мини-бомба сработала.

Деньги оказались испорчены.

Элтон, будучи человеком нежадным, свою долю сжег. При попытке расплатиться за покупку нового «Лексуса» некошерными купюрами в синих разводах попался его подельник.

Через сообщника вышли и на Элтона. В Форте-Фикс он говорил, что теперь будет работать только в одиночку.

С Элтоном мы подружились легко и быстро.

…Неподалеку от меня расположился чернокожий мусульманин Абдул. Двухметрового роста, с широченными плечами, лысой головой и черной блестящей бородой, доходившей ему почти до груди.

По опыту моих первых отсидок я абсолютно точно знал: наибольшую опасность (во всяком случае – для меня) представляли чернокожие американцы, принявшие ислам. Обычно они держались группами, были агрессивны и враждебны ко всем неверным.

К моей неописуемой радости, Абдул оказался каким-то исключением из правил.

Большую часть времени он молчал или ходил со склоненной головой, перебирая маленькие бордовые четки своими огромными ручищами.

Абдул получил 18-летний срок за перевозку кокаина. На внутренней стороне его прикроватного шкафа была наклеена фотография жены и двоих детей. Через пару месяцев я увидел его жену в комнате для свиданий – во всем черном и с паранджой на лице. Абдул представил мне ее, я в ответ представил ему свою дочку.