О, я от призраков больна - Алан Брэдли

Я отвернулась от окна к Даффи, утонувшей в кресле, свесившей ноги через подлокотник. Она снова читала «Холодный дом».[12]

«Я люблю книги, в которых всегда идет дождь, — однажды сказала она. — Это так похоже на настоящую жизнь». Я не была уверена, что это не очередное ее хитрое оскорбление, поэтому не ответила тогда.

— Снаружи идет чертова туча снега, — заметила я.

— Снег всегда снаружи. И никогда внутри, — отозвалась она, не отрывая глаз от книги. — И не говори «чертова». Это по-плебейски.

— Ты думаешь, отец сможет добраться домой из Лондона?

Даффи пожала плечами.

— Сможет — значит сможет. Нет — переночует у тетушки Фелисити. Обычно она не берет с него за ночлег и завтрак больше пары соверенов.

Она перевернулась в кресле, давая понять, что разговор окончен.

— Я видела Филлис Уиверн сегодня утром, — сказала я.

Даффи не ответила, но я заметила, что ее глаза перестали скользить по строкам. По крайней мере, я привлекла ее внимание.

— Я говорила с ней, пока она принимала ванну, — призналась я, не упоминая, что это происходило в будуаре Харриет. Как бы там ни было, я не крыса.

Ответа не последовало.

— Разве тебе не интересно, Даффи?

— У нас достаточно времени, чтобы познакомиться с этими фиглярами позже. Они всегда устраивают цирк перед тем, как начать съемки. Милость тебе оказывают. Они именуют это «поболтать с деревенщиной». Кто-нибудь проведет нас, покажет их кинопричиндалы и расскажет, какое это чудо. Потом нас познакомят с актерами, начиная с мальчика, который играет героя в детстве и проваливается под лед, и заканчивая Филлис Уиверн.

— Похоже, ты много об этом знаешь.

Даффи слегка распушила перья.

— Я стараюсь всегда быть в курсе, — сказала она. — Кроме того, они сняли несколько эпизодов на натуре у Фостеров, и Флосси вывалила все их грязное белье.

— Я бы не ожидала, что там много грязи, если они только снимали натуру, — заметила я.

— Ты бы удивилась, — мрачно ответила Даффи и продолжила читать.

* * *

В полпятого зазвонил дверной звонок. Я сидела на лестнице, наблюдая, как электрики прокладывают черный кабель из вестибюля в отдаленные уголки дома.

Отец велел нам держаться своих комнат и не лезть под руку, и я изо всех сил старалась его слушаться. Поскольку восточная лестница вела в мою спальню и лабораторию, можно было считать, во всяком случае технически, что это часть моих апартаментов, и я определенно не намеревалась вмешиваться в работу команды.

В вестибюле поставили стулья в несколько рядов, как будто планировалось собрание, и я пробралась мимо них к двери, чтобы посмотреть, кто пришел.

Из-за шума и гама, производимого рабочими, Доггер, должно быть, не слышал звонка.

Я открыла дверь, и там, к моему удивлению, посреди снежного вихря стоял викарий, Денвин Ричардсон.

— А, Флавия, — произнес он, стряхивая хлопья снега с тяжелого черного пальто и топая галошами, как лошадь копытами, — рад тебя видеть. Можно войти?

— Разумеется, — сказала я, но, когда отошла от двери, меня охватило нехорошее предчувствие. — У вас нет нехороших новостей об отце?

Хотя викарий один из самых старых и близких друзей отца, он редко наносит визиты в Букшоу, и я знала, что неожиданный приход викария временами может быть зловещим знаком. Возможно, в Лондоне произошел несчастный случай. Может, поезд сошел с рельсов и перевернулся в снегах. Если это так, не уверена, что хочу узнать об этом первая.

— Боже упаси, нет! — ответил викарий. — Твой отец уехал сегодня в Лондон, не так ли? На собрание филателистов или что-то в этом роде?

Еще одно свойство викариев — они знают все на свете.

— Войдете? — спросила я, не зная, что еще сказать.

Входя, викарий, должно быть, увидел, как я изумленно смотрю на его старый уставший «моррис оксфорд», припаркованный во дворе и выглядевший довольно нарядно для своего возраста: слой снега на крыше и капоте делал его похожим на перемороженный свадебный торт.

— Зимние шины и цепи, — доверительно сказал он. — Секрет каждого поистине успешного пастыря. Мне рассказал епископ, но никому не говори. Он узнал это от американских солдат.

Я ухмыльнулась и захлопнула дверь.

— Бог ты мой! — воскликнул он, уставившись на переплетение кабелей и лес из осветительной аппаратуры. — Я не ожидал, что это будет так.

— Вы об этом знали? О съемках, имею в виду.

— О, конечно да. Твой отец упоминал об этом какое-то время назад… просил меня помалкивать, и, конечно, я молчал. Но теперь, когда по Бишоп-Лейси прокатился длинный эскорт и на землях Букшоу разместился караван-сарай, больше это не секрет, не так ли? Должен признаться тебе, Флавия, с тех пор как я услышал, что здесь будет Филлис Уиверн, я строю планы. Нечасто нас дарит визитом столь августейшая… столь сверкающая… посетительница, и, в конце концов, надо молоть зерно, которое у тебя есть, — не то чтобы Филлис Уиверн могла именоваться зерном хоть в каком-то смысле, боже мой, нет, но…

— Я встречалась с ней сегодня утром, — вызвалась я.

— Правда? Неужели? Синтия будет ревновать, когда услышит. Ну, может, не ревновать, но самую малость позавидует.

— Миссис Ричардсон — поклонница Филлис Уиверн?

— Нет, не думаю. Синтия, правда, кузина Стеллы Феррарс, написавшей роман «Крик ворона», по которому будет сниматься фильм. Троюродная кузина, но тем не менее.

— Синтия? — Я не верила своим ушам.

— Да, трудно поверить, не так ли? Я сам едва верю. Стелла всегда была паршивой овцой в семье, знаешь ли, пока не вышла замуж за лэрда[13]и не обосновалась в вересковых пустошах Шотландии и не начала производить на свет череду халтурных романов, из которых «Крик ворона» — просто самый последний. Синтия надеялась заскочить и дать мисс Уиверн несколько наметок на тему того, как следует играть роль героини.

Я чуть не сказала «п-ф-ф-ф!», но удержалась.

— Так вот почему вы здесь? Повидать мисс Уиверн?

— Ну да, — сказал викарий, — но не по этому поводу. Рождество, как ты уже не раз слышала от меня, — это всегда величайшая возможность не только получать, но и давать, и я надеюсь, что мисс Уиверн ясно видит свой путь, дабы воссоздать для нас парочку сцен из ее величайших триумфов — все во имя благого дела, разумеется. «Кровельный фонд», например, боже ж ты мой…

— Хотите, чтобы я вас представила ей? — спросила я.

Он чуть не рассыпался на части. Закусил губу и извлек носовой платок, чтобы протереть очки. Когда до него дошло, что он забыл взять их с собой, он высморкался.