Языковая структура - Алексей Федорович Лосев

«модель». Считать ли, например, моделью «класс» взрывных глухих, взятых из разных мест звукообразования, об этом ни слова. Вместо термина «модель» здесь фигурирует даже не «множество», но по преимуществу «класс» – термин с невыясненным значением.

Немного яснее излагается вопрос о синтагматической модели. Но определение ее тоже не дается, а о нем можно лишь догадываться из конкретного оперирования этими моделями в дальнейшем изложении. Казалось бы синтагматическую модель яснее всего можно было бы определить как множество разных фонем или множество одной и той же фонемы в различных позиционных условиях (что резко отличало бы эту модель от парадигматической, которая, наоборот, отображает нам положение разных фонем в одной и той же позиции). Но вместо этого ясного определения дается ссылка на американцев Блока и Трейгера, которые ввели понятие «структурного объединения фонем как класса фонем, встречающихся в одинаковом окружении». При чем тут «одинаковое окружение», не поясняется; читатель, наоборот, ожидал бы, что тут будет идти речь о разных окружениях или вовсе тут дело не в окружении. Кроме того, беря ту «простейшую» ситуацию, которая сводится к паре «фонем», автор утверждает, что к такой модели можно применить «теорию отношений». Но что такое эта «теория отношений», традиционный лингвист опять ничего не знает, а автор книги тоже ничего не поясняет. Тут же даются у автора ссылки на ряд исследователей, которые тоже неизвестны традиционному лингвисту. Таким образом, определение синтагматической фонологической модели, строго говоря, отсутствует у автора книги, и о нем можно только смутно догадываться по дальнейшим рассуждениям, уже предполагающим, что такое определение читателю известно. В этом месте никаких более ясных определений в сравнении с данным выше анализом этого понятия не дается.

Благодаря всем неясностям и неточностям изложения нет никакой возможности найти в анализируемой книге точного разделения между звуком речи, фонемой и звуковой моделью.

С одной стороны, для конструирования понятия звуковой модели привлекается, как сказано, три основных момента: исходный звук, множество составляющих его признаков и разбиение этих признаков на кассы. Попросту говоря, здесь выставляется школьное учение о том, что всякий звук речи отличается теми или другими признаками, а также, что эти признаки могут комбинироваться в разные другие группы. Традиционный фонетист при этом только удивится, зачем тут нужно еще новое понятие, а именно понятие модели. Нам кажется, что звук речи или звуковая модель есть вовсе не одно и то же. Но мы знаем это из других работ по фонологии. А традиционный фонетист, не знакомый с основами фонологии и намеревающийся получить эти сведения из анализируемой книги, оказывается в большом затруднении, так как точного разграничения звука речи, фонемы и звуковой модели он тут найти не сможет.

В дальнейшем автор книги дает две «интерпретации фонетического слова» (с. 20 – 21). Обе интерпретации, избегая всякой лексики и грамматики, основываются только на звуках между паузами речи, причем первая интерпретация говорит просто о звуках между паузами речи, другая же – о «допустимых» сочетаниях звуков речи между паузами. Интерпретации эти для традиционной лингвистики очень сбивчивы. Ведь в речевом потоке паузу можно делать где угодно. Так, например, во французском выражении l’Académie des sciences не только много разных звуков, но даже четыре цельных слова; а читается оно сразу, «одним духом», и никаких пауз внутри себя не содержит.

Да еще не известно, будет ли оно содержать паузы перед собой и после себя, так как это всецело зависит от фонетического и всякого другого контекста речи. Что же, спросит традиционный фонетист, под фонемой можно понимать не только единичный звук, но и целую массу звуков? Конечно, это – вопрос терминологии. Однако для лингвиста тут нужны пояснения. Но если определение фонемы при помощи пауз является вполне условным, то об условности принципа допустимости говорит уже и сам автор, считая его «не вполне формальным» (с. 21). И неизвестно, является ли приведенное нами французское выражение сочетанием звуков речи, одной и единичной фонемой или множеством фонем, и причем тут звуковое моделирование.

Но не успели мы поверить, что фонема определяется пограничными паузами, как вдруг дается еще одно новое определение фонемы (с. 24): «Мы будем называть фонемой любую совокупность релевантных неоднородных признаков, поставленных в соответствие с некоторым звуком речи». Мы не будем здесь входить в анализ темных определений того, что такое неоднородный (попросту говоря, различный) и что такое релевантный (попросту говоря, могущий взаимодействовать с другими, соседними звуками) звук речи. Но ясно, что это определение обходится без всякого принципа паузы.

Новая путаница возникает еще в связи с тем, что автор книги солидаризируется с определением фонемы у Л.В. Щербы и его учеников. В одной из своих ранних работ Л.В. Щерба писал:

«Фонемой называется кратчайшее общее фонетическое представление данного языка, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифференцировать слова…»[7].

Это определение Л.В. Щербы не имеет ничего общего с определением И.И. Ревзина. Но и в более поздних работах Л.В. Щерба тоже подчеркивал смыслоразличительный характер фонемы. Однако сам И.И. Ревзин пишет: «Мы уже не сможем в дальнейшем определить „фонему“ как мельчайшую единицу, служащую для смыслоразличения» (с. 22). Как же он может после этого думать, что определение Л.В. Щербы «практически совпадает» с тем, что «предусмотрено» его «моделью» (с. 25)?

Не вносит ясности в дело также и солидаризация И.И. Ревзина с московской фонологической школой, поскольку автор книги пишет: «Мы дали определение не для фонемного ряда в понимании Аванесова, а построили некоторый формальный аналог этого понятия» (с. 26). Ссылается автор книги и на работу П.С. Кузнецова «Об определении фонемы», но опять-таки совершенно не использует того морфематического определения, о котором говорит П.С. Кузнецов (с. 20). Приводится вдруг и определение Джоунза: «Если два звука языка могут встречаться в одной и той же позиции по отношению к окружающим звукам, то они, по определению, относятся к разным фонемам» (с. 22).

Наконец, при определении парадигматической модели (с. 27 – 28) автор книги просто прибегает к составлению разных классов звуков с точки зрения того или другого артикуляционного принципа. И это тоже называется у него звуковой моделью. Другими словами, при конструировании модели он вовсе не возвращается к тому оригиналу, т.е. к тем реальным звукам речевого потока, ради упорядочения которых только и стоило выдвигать учение о звуковых моделях. Автор книги остается, следовательно, в рамках различного комбинирования того, что Н.С. Трубецкой называл звуками языка в отличие от звуков речи. Такой метод, в крайнем случае, можно назвать методом структур, но никак не методом моделей, так как если