Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска

Стряхнув внезапное наваждение, Фэй обнаружила, что Киэнн держит ее в объятьях и буквально сверлит нетерпеливым тревожным взглядом.

— Да, — слабо проговорила она. — Просто устала.

Киэнн понимающе улыбнулся:

— Ох уж мне эти женские обмороки!

И осторожно, ласково погладил ее щеку. Потом едва ощутимо, словно крылом мотылька, коснулся губами губ. Медленно вдохнул запах ее влажных от дождя волос. Тронул губами ресницы… Все это было так непохоже на него вчерашнего — нетерпеливого, требовательного, яростного. Да и ее саму точно подменили перепуганной, зажатой школьницей. Тело не слушалось и ни в какую не отзывалось на ласки и прикосновения, мышцы одеревенели, сведенные судорогой внутренних терзаний, в голове гудел пчелиный рой, и каждая мысль все больней вонзала жало в истерзанное сознание. «Что за этим последует? К чему все это? Зачем я это делаю? Зачем он это делает? Кто из нас двоих лжет больше? Что я скажу ему, если он спросит, почему я боюсь? И главное — как я буду с этим жить потом?»

Между тем, Киэнн, ни о чем не спрашивая, вдруг одним движением подхватил ее на руки и, прямо в ее дурацких кожаных лосинах и еще более неуместном ночном халатике, разорванном на спине, окунул под благодатные струи горячего душа.

— Ты что творишь? — фыркнула и неожиданно захохотала Фэй.

Чертовски сложно оставаться серьезной и печальной, когда стоишь под душем в таком нелепом виде. Киэнн, довольно ухмыляясь, шагнул следом за ней. Нормально раздеться он также не успел и, похоже, ему было на это глубоко наплевать. Сероватые змеи воды заструились по его телу, отыскивая себе укромный уголок где-нибудь под наполовину расстегнутыми джинсами.

Надо признать, похвастать дивной эльфийской хрупкостью или могучим сложением варвара Киэнн определенно не мог. Его тело было телом плейбоя, но не более. В меру холеное и в меру подтянутое, чтобы продолжать нравиться женщинам. Хозяин такого тела навряд ли утруждал себя изнурительными тренировками с мечом, луком или топором, как это обычно полагается героям фэнтези. Впрочем, если он и впрямь — король, может статься, что оно ему и ни к чему. Сиди себе на троне, бражничай да прелюбодействуй с похищенными девицами. Если вспомнить королей фейри, обитавших в недрах ирландских курганов — что они делали, кроме как плясали, пили вино и соблазняли чужих невест? Хотя, если уж на то пошло…

«Что, если он знает, о чем я думаю? — снова затарабанило в мозгу. — Знает, что я попросту подставляю его, что действую по приказу, а не велению сердца или плоти? Читает каждую мысль? Или, к примеру, может провидеть будущее? Смотреть в прошлое? Или…»

Тонкий шелк кружевного халатика скользнул вниз вместе с потоками воды. Нежные, чуть шероховатые пальцы короля бережно, крохотными шажками, исследовали кожу Фэй, чутко прислушиваясь к каждому ответному импульсу. Легкие, почти невесомые поцелуи покалывали изгиб шеи, трепетали в той самой чувствительной ложбинке под ключицей, о которой по немыслимой причине не догадывался ни один из ее прежних бойфрендов. Журчание воды, ритм бьющейся крови, гипнотизирующая мелодия его то ровного, то рваного дыхания где-то над мочкой уха сплетались в пьянящую, колдовскую симфонию. В ее могучих обертонах, чарующих многоголосных гармониях и стремительных пассажах, докучливый мотив совести со страхом напополам начал медленно таять, как кусок воска, охваченный пламенем, как льдинка в жерле вулкана, как последний крохотный островок в пучине Всемирного Потопа. И Фэй чувствовала, что тает вместе с ним…

Она не помнила, как окончательно увязла в липком кленовом сиропе его ласк. Как оказалась на смятой постели, все еще хранившей запах их вчерашнего бездумного и бессмысленного совокупления. Тело пульсировало от вожделения, казалось что-то внутри вот-вот взорвется, закипит, вспыхнет как птица Феникс на смертном одре. А коварные губы, ладони, влажные кончики пальцев, зубы, язык и нежно щекотавшие кожу пряди волос волшебного короля все продолжали чертить некий чародейский узор рунами страсти на ее груди, плечах, запястьях, щиколотках, впадинках между пальцами, животе чуть пониже пупка, распахнутых губах и плотно сомкнутых веках, под коленями, между бедер и на всех перекрестках греха, где яростный Шива танцует свою вечную пляску… И только когда она уже едва не вопила от изнеможения, когда в паху ныло так, будто там собрались все демоны ада, он, точно сжалившись, наконец вошел в ее истекающее отчаянными слезами лоно.

О, асы и альвы! Дионис и менады! Драконы преисподней и жители небес! Что это было: чары или пьяное безумие? Дикая стихия влекла Фэй, словно колесо Сансары, от рождения к смерти и новому возрождению. Сознание слепло и, как щепка разбитого вдребезги корабля, покорно отдавалось на волю бушующих волн. Оглушительное крещендо их чувственной симфонии казалось бесконечным, звучало во всех уголках Вселенной, пело и вибрировало отзвуком в каждой клеточке тела.

Когда же последняя нота победно стихла и костер отпылал, Фэй вновь вспомнила о том, почему она это делает — и беспомощно разрыдалась.

Киэнн все так же ласково погладил ее по волосам, на губах его снова играла привычная ироническая усмешка:

— Ну-у-у… Неужели это было так плохо?

Фэй отчаянно замотала головой, кусая губы:

— Я предала тебя, — не выдержала она. — Использовала, понимаешь. Просто использовала, потому что…

— И что с того? — спокойно оборвал ее покаянные признания он. — Слушай, все всех используют, на этом зиждется человеческое общество. Единственная разница — как именно и для чего тебя будут использовать. Для денег, для славы, для продолжения рода. Для эмоциональной разрядки или для банального самоутверждения. Когда у меня есть возможность выбирать — я предпочитаю, чтобы меня использовали для секса.

— Но ты не понял, — простонала Фэй, обхватив колени руками и уткнувшись в них носом.

— Да все я понял, — лениво потянулся Киэнн. — Слушай, у тебя выпить не найдется? И, если честно, жрать хочется просто до чертиков.

Фэй встала, продолжая всхлипывать:

— Посмотрю, не завалялось ли чего-то в холодильнике. Или можно заказать пиццу.

— М-м-м, — зажмурился в предвкушении Киэнн. — Божественно!

Взгляд Фэй внезапно упал на простыню: вереница алых пятнышек окрасила белую ткань. Киэнн проследил за ее глазами:

— Упс! — бесцеремонно прокомментировал он.

Фэй немного нервно пожала плечами:

— Ну, зато хоть могу быть уверенной, что не залетела.

Собственная нагота внезапно смутила ее, и Фэй нашарила на спинке стула сброшенное вчера широкое вязаное пончо темно-зеленого цвета. Немного колючее, ну да ладно. Сначала надо бы пойти в ванную и решить новообразовавшуюся проблему с нежданными месячными, а потом уже всерьез задуматься о еде. Может быть, даже устроить маленький банкет, что-нибудь приготовить самой… В конце концов, они оба его заслужили…

Внезапно Фэй осознала, что странное покалывание исходит вовсе не от шерстяного пончо. Ее точно придирчиво ощупывали от макушки до пальцев ног. И тут Киэнн закричал.