Встать, суд идет! - Наталья Нестерова

Вот я и твердила себе: «Это мавзолей, только мавзолей». Сидящие за громадным столом люди были, конечно, вполне живыми, внешности обыкновенной, даже заурядной. У одного лысина под жидкими волосенками спрятана, у другого уши как локаторы, у третьей, толстухи, голова с шеей сливается. А у самого главы главного – бородавка на носу. Люди как люди.

Мавзолей мне помог. И понимание того, что это просто люди, а не боги, – тоже. Включились слух и соображение, которые всегда отстают от визуального восприятия. Они говорили на русском языке, но суть их быстрых речей от меня ускользала. Они шутили, но я не понимала их юмора. Это были профессионалы высшего класса, а я – подготовишка, стажерка. Все равно что привести способного к математике восьмиклассника на диспут по квантовой физике.

Мне стало досадно, обидно, меня разбирала злость на саму себя. Передо мной, то есть перед креслом Эдуарда Филипповича, лежал толстенный сводный отчет. Я стала его листать…

Мой возглас прозвучал сценически точно, во время случайной паузы, когда слово предоставили очередному докладчику, а он замешкался. Хотя я не выбирала момент, а просто не удержалась и выпалила:

– Это же бред!

– Что? – впервые обратил на меня внимание главный-главный.

Я подняла голову, на секунду встретилась с ним глазами, опустила голову:

– Страница восьмая, пункт десять, видите цифру? Теперь итоговая сводка. Страница двадцать пять, пункт три. Числа не совпадают, хотя должны. Далее, страница девятая, пункт три «а» и страница двадцать семь…

– Медленнее, девушка! – попросил кто-то.

Все зарылись в бумаги. У них переменились лица. Только что это были успешные благодушные менеджеры, а теперь стали – колючие, сосредоточенные, напряженные клерки. Свой отчет я помнила наизусть, у меня хорошая память на цифры. Поэтому и увидела несоответствия. Я хотела сказать, что арифметической ошибки тут нет, ведь компьютер не ошибается, но меня заткнули:

– Помолчите!

Они еще несколько минут листали отчет, наверняка видя то, что мне было не дано видеть, – знаний и информации не хватало. А потом главный-главный объявил, что совещание окончено, попросил остаться только своих заместителей.

В свой кабинет я возвращалась на дрожащих полусогнутых ногах. Я еще не знала, что выступила с блестящим дебютом, я боялась, что меня погонят с фирмы поганой метлой и моя карьера, толком не начавшись, пойдет под откос. Схватила сумочку, оделась и помчалась домой. Если мне суждено детей рожать, а не финансовыми потоками рулить, значит, так тому и быть.

Ночью мне стало плохо, померила температуру – под сорок. Догнал-таки грипп и меня. Болела я тяжело. Виктор и Максим Максимович ухаживали за мной, но масками, которые я просила надеть, чтобы не заразились, пренебрегли. Кажется, я слышала, что звонили Эдуард Филиппович и Нонна Эдуардовна, муж культурно посылал их подальше. В моем температурном бреду бушевали цифры – они сыпались с неба и вырастали из-под земли, окружали со всех сторон – как полчища фантастических диких солдат.

На пятый день мне стало полегче, но свалились Виктор и Максим Максимович. Особенно страшен был грипп для свекра с его больным сердцем. Муж твердил: «Позвони Оле! Позвони Оле!» Я отказывалась. Хотя меня от слабости мотало, я не хотела обращаться за помощью к медсестре, которая ухаживала за покойной Анной Дмитриевной.

Виктор позвонил сам. Не спрашивал, есть ли у нее возможность помочь, сказал в трубку коротко:

– Выручай. У нас полный лазарет.

Она приехала, взяла лечение в свои руки. Профессиональный медик, конечно, не сравнится с полуживой девушкой, которая ничего не смыслит в лекарствах, выписанных врачом. Лекарства в аптеках смели, и я, качаясь от слабости, переползала от одной аптеки к другой. Ольга достала нужные препараты и наладила лечение. Прежняя наша неприязнь почти растаяла. Ольгу захлестнула жалость. «Краше в гроб кладут», – сказала она, увидев меня. Я же была ей признательна за помощь в трудную минуту. За то, что готовила нам куриные бульоны и паровые котлеты, делала уколы, пичкала витаминами и какими-то иммуностимуляторами. Стараниями Ольги удалось избежать осложнений после гриппа у Максима Максимовича. И все-таки между нами, Ольгой и мной, осталось что-то непреодолимое. Мы никогда не станем подругами или просто приятельницами. И дело здесь не в разнице возрастов, а в каком-то необъяснимом внутреннем отрицании.

Когда муж и свекор выздоровели, визиты Ольги прекратились, я спросила мужа:

– Сколько ты ей заплатил?

Вопрос почему-то обидел Виктора.

– Это для Ольги не бизнес.

– А что тогда? Бизнес, кстати, не ругательное слово. И получать деньги за отлично выполненную работу не зазорно.

Муж ушел от ответа.

На работу я вышла через десять дней. Что происходило все это время на фирме, я не знала. Не успела обзавестись приятельницами из соседних отделов, и никто меня не информировал, не доносил сплетни и факты. В кабинете меня встретила странная пустота: на столах Эдуарда Филипповича и Нонны Эдуардовны только компьютеры и телефоны, ни стопок бумаг, ни папок с документами, ни ручек – ничего. Я не успела осмыслить ситуацию, как раздался звонок. Это была секретарь главного-главного, она сказала, что я должна явиться к нему через пятнадцать минут.

– Хорошо, – растерянно согласилась я, как будто спрашивали моего согласия. – А вы не знаете, где Эдуард Филиппович и Нонна…

– Они уволены, – коротко ответила секретарь и положила трубку.

Вот так номер! Значит, моя выходка на совещании имела большие последствия. Теперь меня выкинут за дверь, как нашкодившего котенка? Но для этого не требуется приглашать на небеса.

С небожителем, с главным-главным, я разговаривала без страха и трепета исключительно потому, что ослабела после болезни. И еще я забыла, как его зовут. Фамилию помнила, а имя и отчество вылетели из памяти. У меня никогда не было возможности обращаться к нему по имени-отчеству. Да и вообще возможности общаться с ним.

– Вас не было на работе десять дней, – сказал он, поздоровавшись и предложив мне присаживаться.

– Болела гриппом.

– Каменный век, – сморщился, как от кислого, главный-главный. – В наше время болеть гриппом и вообще болеть, когда есть масса профилактических средств… Но мы с вами о медицине говорить не будем. Что же мне с вами делать, Виктория Потемкина, двадцати одного года, замужем, – сверился он с листком, лежащим на столе, – студентка четвертого курса нашего достославного университета, в котором ничему толковому научить не могут?

– Не знаю, – пробормотала я, а потом неожиданно для самой себя, как бы оправдываясь, заговорила о том отчете: – Понимаете, это не могло быть случайной арифметической ошибкой…

– Мы во всем разобрались, – перебил главный-главный. – Но это… – запнулся он.

– Не моего ума дело? – подсказала я.