Слава, любовь и скандалы - Джудит Крэнц

— И с кем же ты пойдешь? С Аленом?

— С Аленом и его друзьями. Всего четверо мужчин.

— Как всегда думаешь о безопасности, верно?

Маги надула губы и дунула, как будто пытаясь убрать со лба воображаемую прядку волос. Она всегда так делала, когда смущалась. Из-за этой детской привычки ее часто дразнили. Пола, как всегда, была права.

Монпарнас представлял собой настоящий сексуальный зоопарк. Обычные семейные пары, лесбиянки, гомосексуалисты, фетишисты… Ни один из ликов Эроса не был чужим или запретным в квартале. Все было возможно и все дозволено.

В этой пугающей атмосфере Маги с самого начала куда уютнее чувствовала себя в роли зрителя, а не участника. Месяцы бежали один за другим, а она ругала себя за то, что все еще хранит девственность, о которой никто, кроме Полы, не подозревал.

Маги скрывала этот немодный, позорящий ее факт ото всех. И все полагали, что у нее должен быть любовник. Тот факт, что Маги отвергала внимание любого мужчины, как только отношения выходили за пределы легкого флирта, создал ей репутацию верной и умеющей хранить тайну любовницы какого-то неизвестного счастливчика.

У Алена и его друзей ушло полдня, чтобы создать костюм Маги. Ее правую грудь они расписали в виде грозди зеленого винограда, левую в виде кавальонской дыни, которую подают целиком с наполняющим ее сладким вином. Руки и плечи превратились в связки спелых и слегка зеленоватых бананов. На груди до пупка рос ананас, а его широкие зеленые листья скрывались в волосах на лобке. Таз превратился в ломти дыни, бедра — в связки ревеня. От колена до ступни ноги выглядели как виноградные лозы, а под мышками художники изобразили яблоки.

На лице Маги почти не было рисунка, не считая двух пчелок на лбу. Волосы удерживала гирлянда цветов. Она отказалась уступить протестам художников, в один голос уверявших ее, что зеленый шелковый шарф, который она намеревалась надеть в качестве импровизированных миниатюрных трусиков, совершенно не соответствовал общему духу костюма.

Маги внести должны были в зал на овальном деревянном блюде, выкрашенном серебристой краской. Мужчины изображали различные сыры: Андре — сыр бри, Пьер — целый камамбер, Анри — кусочек рокфора, а Ален — половину козьего сыра… Сыры были нарисованы так реалистично, что казались съедобными. Вся четверка принадлежала к реалистической школе, и их композиция «Сыры и блюдо с фруктами» должна была стать вызовом сюрреалистам с их идеей расчленения предметов.

— Подождите, — остановила их Маги, когда они попытались прорепетировать вход в зал. — Чем бы мне занять руки? Может быть, взять цветок или что-то еще?

— Нет, ты испортишь всю идею. Просто положи голову на локоть и лежи совершенно спокойно. И ради бога, постарайся не потеть. Черт побери, Маги, почему ты не разрешила нам использовать масляные краски вместо акварели?

— Потому что я не намерена провести весь завтрашний день, отмокая в ванне с растворителем, — ответила она. — И без того серебряная краска немного щиплет. Я не уверена, что она нормально высохнет. Помнится, когда-то короли покрывали тела рабов золотой краской. И если я не ошибаюсь, бедняги от этого умирали.

— Все слухи, дорогая. И потом, серебряная краска касается только твоей задницы. А теперь в путь. Бал начался уже час назад. Маги, слезай с блюда, и идем с нами. Мы составим композицию у входа в зал.

— Сейчас, только накину пальто и надену туфли.

— Зачем? На улице совсем тепло, — запротестовал Андре.

— Но до бального зала надо пройти три улицы.

— Не вздумай смазать краску, — заволновался Пьер.

— Пожалуй, я все же надену пальто и возьму такси. Встретимся там.

— Ох уж эта мне мелкая буржуазия, — поддразнил ее коротышка Андре.

Маги угрожающе подступила к нему:

— Ты хочешь умереть, москит, раздавленный парочкой бананов? Возьми свои слова назад.

— Ты бы не рассердилась, если бы они не были правдой! — крикнул он, отбегая от нее на безопасное расстояние.

— Эй, у нас не осталось времени на любовные штучки, рявкнул Ален. — Если мы затянем с появлением, все уже выпьют слишком много, чтобы нас заметить. Вперед, на баррикады!

Пятьсот человек толпились в ресторане «Бюллье» к тому времени, когда там появилась Маги. Среди присутствующих были Дариус Мило, Сати и Массин. Там были графиня де Ноайль, Поль Пуаре и Эльза Скиапарелли. Пикассо в костюме пикадора и Громэр в костюме испанского иезуита, к которому он добавил женские объемные панталоны с ярко-красными лентами. Бранкузи превратился в восточного принца с персидским ковром на плечах и в расшитых бисером шароварах.

Крики «браво!» ознаменовали появление Маги и ее спутников, которым удалось, не потеряв равновесия, поднять свою драгоценную ношу по знаменитой лестнице. Музыканты по очереди замолкали, увидев Маги сквозь сигарный дым, а потом каждый звуком своего инструмента приветствовал ее, пока она плыла на серебряном блюде по бальному залу. Танцующие останавливались, теснились вокруг группы реалистов, аплодировали, кричали что-то одобрительное. Маги была так искусно разрисована, что присутствующие не сразу поняли, что на ней, кроме шифонового шарфа, ничего нет. И это вызвало новые аплодисменты.

— Что же это такое? — спросила Кейт Браунинг у Мистраля. Ей было все отлично видно. Они сидели у столика на возвышении.

— Манифест реалистов, — пожал он плечами.

Мистраль сразу же узнал Маги. Ни у одной женщины на Монпарнасе не было волос такого яркого оранжевого цвета, которого ему никогда не забыть. Но ему никак не удавалось совместить в своем воображении образ застенчивой, неловкой девушки, которая ничего не знала о позировании, и это беззастенчиво выставляющее себя на показ создание, эту лежащую обнаженной под прицелом сотен глаз женщину, смеющуюся от души. Она смеялась!

Мистраль слышал о ней от многих художников по мере того, как она становилась знаменитой, не раз видел ее мельком на улице, но за те одиннадцать месяцев, что пробежали со дня ее появления на ярмарке натурщиков, они не обменялись ни единым словом. Если бы Мистраль был честным с самим собой, ему бы пришлось признать, что он избегает встречи. Он бы даже согласился с тем, что ему стыдно за свою грубость. Но такое отношение к жизни было ему чуждо. Что там вспоминать о какой-то провинциальной дурочке? Нет, жизнь слишком коротка, а сделать надо так много.

— Жюльен, ты умеешь танцевать? — спросила Кейт Браунинг в своей обычной властной манере.

— Да, я танцую, но не слишком хорошо, должен тебя предупредить.

— Так ты не хочешь потанцевать?

— В этой толпе?

— Идем, мне хочется танцевать. — Она не привыкла, чтобы ей отказывали.

— И что же это они сейчас играют? — спросил Мистраль.

— «Зеленую гору», забавная и милая мелодия. Ты не можешь сидеть на месте.

Мистраль неохотно встал и последовал за тоненькой американкой на площадку для танцев, где людей было так много и они так тесно прижимались друг к другу, что его умение танцевать не имело никакого значения. Он был выше всех присутствующих в зале. Несколько минут они двигались по самому краю толпы, но потом музыка неожиданно сменилась, и зазвучал пульсирующий мотив регтайма. Неожиданно Мистраля и Кейт плотно прижали друг к другу желающие получше рассмотреть Маги, приближающуюся к ним в сопровождении четверки «сыров».