Французская Мессалина - Оливия Клеймор

Жанна-Антуанетта растерялась, она всё ещё пребывала под действием письма, которое она, кстати, так и держала в руке.

– От кого письмо? – поинтересовался Франсуа.

Жанна-Антуанетта не успела ничего придумать, а потому ответила:

– От нашего соседа графа де Лаваль, он вернулся в замок, и интересуется моим здоровьем…

– Да, да! Граф! Прекрасный человек… Правда я его никогда не видел. Дорогая, вы составите мне компанию на прогулке?

– Конечно, – мадам д`Этиоль встала с кресла и сложила письмо.

* * *

Монастырь Сен-Дени имел богатую историю. Первые его стены были возведены ещё королём Хлодвигом больше тысячи лет назад на месте небольшой деревеньки с одноимённым названием, в те времена, когда Париж именовался римским названием Лютеция. Затем монастырь подвергался нападению викингов, бургундов, саксов, самих же французов, англичан в бесчисленных феодальных воинах.

Господин д`Этиоль не был сентиментален, но как человек окончивший Сорбонну, прекрасно знал об этих исторических событиях. Он в очередной раз пытался рассказать жене историю Сен-Дени, та из вежливости кивала, мыслями находясь совершенно в другом месте.

Действительно, прогулка по свежему апрельскому воздуху пошла на пользу: щёки Жанны-Антуанетты приобрели здоровый розовый цвет, и когда она входила в часовню, то почувствовала, что уже может дышать полной грудью, не ощущая дискомфорта, который преследовал её все шесть месяцев после болезни.

Войдя в часовню, женщина ощутила прохладу старинных каменных стен и запах горящих свечей. Она подошла к распятию, попыталась сосредоточиться, дабы прочесть молитву. Ничего не получалось. Тогда Жанна-Антуанетта посмотрела на мраморное изваяние Божьей матери, ей показалось, что Дева Мария взирает на неё с осуждением.

Женщина испугалась, слова молитвы, известные с детства мгновенно улетучились из памяти.

* * *

Вечером, когда Жанна-Антуанетта уже легла в постель, в её спальню вошёл Франсуа.

– Дорогая, я к вам.

Он снял халат, откинул одеяло и лёг рядом с женой.

Женщина посмотрела на своего супруга, вовсе не желая его как мужчину, пытаясь найти предлог, дабы отказать ему в исполнении супружеских обязанностей. Но не успела, Франсуа обнял её и начал целовать шею, затем грудь. Его руки скользнули под шёлковую сорочку…

Жанна-Антуанетта чувствовала его пальцы, они ласкали её тело, не спеша подбираясь к заветному месту… И вот они достигли цели… Женщина с ужасом поняла, что не испытывает никаких эмоций, то что раньше возбуждало её желание, теперь казалось таким вульгарным и назойливым. Увы, муж более не интересовал Жанну-Антуанетту.

Настроение у Франсуа было прекрасным, он отдохнул, прогулка пошла ему на пользу и он страстно желал супругу.

Франсуа раздвинул ноги жены и вошёл в неё, она машинально обняла его за спину, желая лишь одного – чтобы муж получил желаемое удовлетворение и оставил её в покое. Жанна-Антуанетта ощущала в себе плоть супруга, недоумевая, отчего всё так изменилось? – она не то, что не испытывала наслаждения, скорее воспринимала происходящее как повинность.

Наконец возбуждение Франсуа достигло апогея: его семя изверглось. Он немного отдышался и лёг рядом с женой.

– Вы были холодны со мной. Отчего, позвольте узнать? У вас дурное настроение?

Жанна-Антуанетта не знала, что и ответить, понимая, муж ни в чём не виноват, просто так сложилось в жизни: она вышла за него по желанию отчима, как за юриста, подающего надежды, желая обеспечить себя, иметь дом, мужа, детей – и только! А была любовь? – кто теперь знает, прошло столько лет…

Жанна-Антуанетта понимала, что надо ответить мужу, сказать что-то, найти оправдание своей холодности, но, увы, не могла.

– Спокойной ночи, дорогая, – пожелал Франсуа и удалился в свои покои, оставив жену наедине с её противоречивыми мыслями.

В течение последнего года Мари-Жанна только и слушала рассказы о балах, праздниках, карнавалах, театрах и любви. Даже когда ей приходилось составлять эскизы траурных платьев, она старалась скрыть уныние и печаль, пытаясь придать им больше грациозности и печального благородства.

Вдовы же, или просто родственницы усопших, пребывающие в трауре, исходя из светских правил приличия, вовсе не желали носить эти чёрные атласные платья слишком долго и прикрывать свои лица плотной вуалью. Поэтому, как правило, платья дополнялись шляпками, причём весьма кокетливыми для таких мероприятий, как похороны. Хотя они и шились из чёрных тканей, но щедро украшались чёрными стразами, чёрными шёлковыми и атласными лентами, всевозможными рюшами и, наконец, соответствующего цвета перьями.

Мари-Жанна свыклась со своими обязанностями, но мечталось совершенно о другом. Работая в таком месте, как модный магазин, куда приличные матери и вовсе не отдают своих дочерей: как избежать всеобщей участи соблазна? Девушка замечала вожделенные взгляды мужчин, некоторые из них были весьма не дурны собой, но дальше взглядов дело не шло.

Однажды Эжени, товарка Мари-Жанны, заметила:

– Посмотри, вон тот седой господин, что пришёл сюда с толстухой-женой, постоянно смотрит на тебя. В его взоре можно почитать восхищение и желание.

– Я заметила, – сказала прелестница, продолжая корректировать эскиз бального платья.

– Неужели тебе всё равно? Он явно богат, у него титул прямо на лбу написан: барон де…

Мари-Жанна улыбнулась.

– Что я могу сделать? Во-первых, он – с женой. Во-вторых, он слишком стар для меня.

– Зато опытен и не ревнив, – заметила многоопытная Эжени. – Эх, учить тебя ещё и учить.

Эжени исполнилось уже двадцать лет, и она не брезговала побочным приработком, весьма сомнительного характера.

– Так у тебя денег никогда не будет. На наше жалованье едва можно прокормиться, и то с трудом, – продолжала шептать Эжени.

Мари-Жанна отмахнулась, ей хотелось сначала любви, потом уже – богатства.

* * *

Модистки месье Лябиля занимали комнаты в мансарде, но маленьких помещений было гораздо больше, нежели девушек, поэтому хозяин сдавал их постояльцам за сравнительно приемлемую цену.

Некто господин Дюваль, молодой моряк, снял комнату в мансарде модного магазина. Он был высок, строен, хорошо развит физически, красив, что, безусловно, не ускользнуло от глаз многоопытных модисток, но у него отсутствовало самое главное – деньги.

Модистки, завидев Дюваля, посмеивались и строили ему глазки, вовсе не претендуя на его сердце. Моряк, же попав в подобный цветник, порой пребывал в смятении, отчего по ночам его часто мучили сны эротического содержания.

Мари-Жанна также заметила моряка, она несколько раз сталкивалась с ним на лестнице и около магазина. Её девичье сердце трепетало при виде красавца, а воображение распалялось все больше и больше.