Меченная - Ани Чоинг

его руку, отшатнулась от него, словно от огня, и посмотрела на него черными глазами убийцы… Учитель не понял, чем была вызвана такая реакция, кажется, она его даже несколько обидела; он сказал, что я дикий и слишком импульсивный ребенок. Учитель отругал меня перед всем классом и выгнал за дверь.

Действительно, откуда ему знать, почему я отшатнулась? Тем не менее я все равно очень разозлилась на него. Я ведь никогда ему не рассказывала, почему иногда начинаю ерзать на стуле и морщиться. Я молча проглатывала боль. Я успела полюбить этого умного и проницательного человека. А он ничего не понял и накричал на меня.

Если соседские дети увидят, как я ковыляю со своим мешком, они начнут надо мной смеяться… Но мне повезло, я спокойно дошла до дома. Родители сидят и ждут меня. Мама смотрит на меня со странной нежностью в глазах, а папа выглядит очень счастливым. А еще в комнате находится человек, которого я прежде ни разу не видела. Это высокий худощавый монах. Он молод, ему не больше двадцати лет. Он кажется мне очень красивым.

— Помо, познакомься с Сонумом Гирме. Он монах из монастыря твоего учителя, Тулку Ургьен Ринпоче. У нас прекрасные новости для тебя, дорогая. Ты уезжаешь в монастырь. Доченька, ты скоро нас покинешь…

Папино лицо становится совсем грустным, но я смотрю на маму. В уголках ее глаз едва заметно блестят слезы. Три года я ждала этих слов… Три года я засыпала и представляла, как папа будет их произносить. Три года я мысленно собирала вещи и уезжала. Я сотни раз прокручивала эту сцену в голове. И вот наконец это случилось: папа решил, что я достаточно поработала дома. Наконец-то мое терпение вознаграждено.

— Я буду готова через десять минут.

Взрослые смеются:

— Подожди, Помо, не так быстро. Сонум Гирме вернется за тобой через три дня, и мы вместе поедем в монастырь.

Три дня после трех лет. Можно подумать, что они пролетят в мгновение ока. Но никогда прежде мне не казалось, что время течет так медленно. Последняя ночь была особенно бесконечной.

Я лежала и думала, что солнце никогда не выйдет из-за горизонта и я буду обречена всю жизнь ждать его первые лучи. Я ни на миг не сомкнула глаз. Мама, должно быть, тоже. Я слышу, как она ворочается в кровати. Наверное, она очень рада за меня, но грустит о собственной судьбе. Но я не могу сдержать ликование, остановить стремительный круговорот мыслей и сдержать безумное биение сердца. Я лежу неподвижно и смотрю в темноту. Никогда еще я не была так счастлива. Мне кажется, будто внутри меня зажглась свеча, будто в моей душе горит крохотный ласковый огонек, который отныне всегда будет согревать меня. Впервые в жизни я чувствую, что на меня снизошло благословение.

Я словно парю.

Я парю, пока мы едем в Наги Гомпа (путь занял несколько часов езды на машине). Я сижу на заднем сиденье маленького зеленого автомобиля «сузуки», принадлежащего Сонуму Гирме. На молодом монахе лежит ответственность за поездки в город. Дядя сидит впереди, а папа — рядом со мной. Между нами на сиденье лежит маленькая синяя сумка с моими вещами. На мне обычная одежда: синяя (как сумка) юбка, белая блузка, белые носочки и черные кожаные сандалии. Мама осталась дома, чтобы присмотреть за братьями, но так даже лучше. В моей голове все еще звучат ее последние слова и наставления: «веди себя хорошо», «не высовывайся», «слушайся учителя», — и я вижу, как она стоит на пороге дома — братики жмутся к ее ногам — и кричит что-то вслед уезжающей машине.

Я счастлива: уже совсем скоро я стану настоящей монахиней. Не просто ребенком, который об этом мечтает. Я на самом деле парю. Я уверена, что по прошествии нескольких минут попаду в рай. Мое сердце переполняет счастье.

Мимо нас проплывают поля, деревни, снова поля, снова деревни. Через сорок минут мы оказываемся перед въездом в национальный парк Шивапури. Неподалеку отсюда, у подножья холма, расположен монастырь. Мужчины в форме охраняют высокие каменные ворота с аркой. Один из них подходит к машине, монах объясняет ему:

— Мы едем в Наги Гомпа. Эта девочка будет монахиней.

— А как ее зовут?

— Ани Чоинг Дролма!

Я сама испугалась тому, как громко произнесла свое новое имя. В первый раз я называюсь так незнакомцу. Мы с мамой долго тренировались произносить это новое имя, чтобы оно звучало отчетливо и естественно. Папа поворачивается, удивленный тем, что я подала голос. Могу поручиться, в этот момент он гордится мной.

Мужчина в форме внимательно смотрит на меня через стекло и пропускает нашу машину. Маленький автомобиль «сузуки» Гирме отважно пробирается по покрытой камнями дороге с рытвинами, которая выглядит так, будто ее буквально прогрызли в джунглях. Кажется, что двигатель никогда не оправится от такого испытания. Все молчат. Пассажиры стараются подстроиться под отчаянные скачки автомобиля, норовящего выйти из-под контроля, но получается не всегда, и папа несколько раз ударяется головой о потолок. После двух остановок машина окончательно застревает в большой яме, и отцу приходится вылезать, чтобы с натугой оттащить в сторону пару камней. Идет дождь, колеса буксуют по грязи. Я прижимаюсь к двери и там, на дороге, менее чем в ста метрах от цели, впервые ощущаю страх. В животе у меня громко бурлит. Я и не думала, что монастырь Наги Гомпа на самом деле затерян в джунглях. Папа садится в машину, выжимая промокшую от дождя рубашку, и смотрит на меня с улыбкой. Это страх перед неизвестностью? Недоверие перед лицом внушительного, но не особо дружелюбного зрелища? Я улыбаюсь в ответ и думаю, что на самом деле отец не так уж и плох. А кто знает, что меня ждет впереди?

За долгие годы страданий я научилась с недоверием относиться к окружающему миру. Я знаю, что он суров и жесток. А что, если я сбежала из одного ада только для того, чтобы оказаться в другом, совсем незнакомом? Что, если я попаду к жестоким людям, окажусь в полном одиночестве и рядом не будет даже мамы, которая обнимет меня и успокоит, и братиков, которые пухлыми ладошками утирают мои слезы, когда я молча плачу? Сотни вопросов теснятся в моей голове. Что бы ни случилось, я смогу за себя постоять. Зато я наконец избавлюсь от отцовской жестокости. И потом, везде будет лучше, чем дома. Уже в девять лет я поняла, что раз мне довелось родиться девочкой, то