Смех Again - Олег Гладов

…стали причиной смерти, а также следы изнасилования. Пока не подтвердилась информация о наличии на коже жертвы знака в виде пятиконечной звезды…

Что?

Начало в блинной горе. Пальцы теперь в масле. Как и сдвинувшийся на пару сантиметров Арарат. Как слова и предложения, открывшиеся взору.

…тело шестилетнего Жени Иванченко, пропавшего три дня назад. Его обнаружил машинисттепловоза, возвращавшийся после ночной смены с ж/д станции Мануиловка. Анонимный источник в УВД области сообщил нам, что на теле и лице ребёнка имеются несколько колотых ран, которые вероятно и стали…

Что-что?!

— Я теперь умею пришивать… сними рубашку…

Конец текста в скомканном низу листа. Вот он.

…пятиконечной звезды. Но, скорее всего, мальчик — очереднаяя, двеннадцатая по счёту, жертва жестокого убийцы. За последние три месяца были обнаружены тела одиннадцати пропавших ранее детей, которым маньяк выколол глаза и вырезал на спинах именно такой символ. Родительский комитет при управлении…

ЧТО???

— Вот смотри… я нитку в иголку сама вдеваю… Что с тобой?

Огненная смесь — жидким напалмом по венам. Вот что. Гигантский кусок чёрного льда в горле. Вот что. Мозг в ослепительной вспышке — на атомы.

— Что с тобой? Тебе плохо?

У неё испуганный голос. И глаза.

Слова лезут из глотки, как перекрученные гвозди:

— В этом городе есть парк… парк аттракционов?

— Есть…

Как бесконечная колючая проволока:

— Там есть колесо обозрения… Чёртово колесо?

— Есть… там много чего…

Чёртово колесо. Мельница, перемалывающая облака и ветер.

Мне плохо??? Это кое-кому сейчас будет плохо. Очень плохо. Совсем плохо. Плохее не бывает.

Нюра?

Только что она сидела и вдевала нитку в иголку такими непослушными раньше пальцами. Такими послушными сейчас.

А Он сидел напротив. На другом конце стола. Смотрел в газету, на которой лежали тёти Зоины блинчики. Вкусно пахли. И вкусно лежали.

Мысли. Такие непослушные раньше. Такие послушные сейчас. Разные. Тёплые, как пуховое одеяло. Холодные, как сосульки. Разные. Свои. И одна — тёплая-притёплая. Хорошая. Щекотится. Сама просится на язык. Нужно сказать Ему. Он поймёт. Он…

Он поднял глаза, и Нюра испугалась.

Испугалась по-настоящему впервые в жизни.

Страшное лицо. Нехорошее.

Вместо глаз — чёрные провалы.

Страшные глаза. Не хорошие.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Он не ответил на вопросы. Он сам задавал вопросы. Странные вопросы. Странным голосом. Нехорошим. Как будто Ему трудно говорить. Нюра хотела что-то сказать, но Он вдруг:

— Замолчи.

Так, что забыла все слова. Всё перепуталось, как… Как что?

Испугалась. Слышала, как хлопнула дверь. И теперь — Тишина. Словно вата в ушах.

Что с Ним? Куда Он?

Сидеть? Не сидится. Стоять? Тоже. Лучше сидеть.

Сидела. Сколько? Долго? Много?

Часы: тик-так. Стрелки движутся. Что они показывают? Время. Смотрела в циферблат. Где оно там спряталось, время это? Не видно его…

Потом запах: горелым. Вскочила, выключила газ. Открыла крышку: сгорели нерождённые рыбки.

Потом дверь — ЩЁЛК. Шаги по коридору.

Он.

Бледный. Страшный. Глаза такие же. Смотреть в них невозможно, даже рукой прикрылась: так страшно. Стоял, молчал. Потом чёрные провалы исчезли. Сказал:

— Собирайся, Анна. Мы уезжаем. Сейчас.

Сегодня все сговорились, да?

Или жара на людей так действует? Дождя не было с начала мая, асфальт плавится, кондиционер перегрелся, и ещё Эти… мне мозги трахают.

Сначала пришли менты. Какие-то пряники в чёрных масках бомбанули сберкассу и подстрелили охранника. Лиц их, понятно, никто не видел, но кассирша заметила у одного из гангстеров на шее тату — скорпион. Братки в погонах минут сорок меня мурыжили: кому я сделал скорпиона на шее? Имя? Адрес?

Я все эти сорок минут пытался вдолбить, что никому скорпионов не бил, что паспортов у клиентов не спрашиваю и вежливо намекал, что им пора идти в жопу.

Потом припёрлась какая-то молодящаяся, крашенная перекисью тётка, спросила, сколько стоит татуаж бровей, и начала ругаться, что это дорого.

— А в салоне «Юлия» дешевле парень делает! — гневно заявила она в конце длиннющей тирады.

— Да, — согласился я, — а потом, после этого мутанта, все приходят переделывать ко мне.

— Но у него дешевле! — тупо повторила она.

— Ну так и идите… в «Юлию»! — сказал я, имея в виду, конечно, не «Юлию», а совсем другое место.

После неё зарулил какой-то малолетний панк в майке «Sex Pistols» и с баяном без чехла, висящим на спине вместо рюкзака. Он восторженно уставился на мою машинку, сказал «круто» и протянул мне бумажку.

— «Висмут», — прочёл я, — это ещё что такое?

— Это моя группа! Я в ней играю! — радостно сообщил он.

— На баяне? — на всякий случай уточнил я.

— Нет! — так же радостно сообщил он. — На гитаре! А баян я только что на мусорке нашёл!

Я подумал, как чудесно, что при нашем разговоре не присутствуют работники санэпидемстанции, выпившие литры моей крови.

— Итак, — я отдал бумажку ему, — отлично. Что дальше?

— Хочу такую мастюху себе набить!

— Без проблем… — сказал я. — Куда?

— Сюда! — сияя глазами, сообщил он и ткнул себя в центр лба.

Я примерно с минуту молча смотрел на его прыщавое чело.

— Мальчик… — сказал наконец я, — иди домой.

Имея в виду, конечно, не дом, а совсем другое место.

— Зачем? — удивился он.

Я вздохнул.

— Принесёшь записку от мамы. А лучше приходи с мамой. Пусть она сама мне скажет, что разрешает своему сыну ходить с висмутом на лбу.

Сговорились все, да?

Звонит мой мобильник. На заставке улыбающаяся Окси показывает средний палец. В трубке её голос.

— Здравствуй, папочка, — мурлыкает она.

Сегодня у нас Голос Послушной Девочки.

— Кто бы это мог быть?

— Ты не узнаёшь свою доцю?

— Не мешай папе работать… уроки сделала? — я улыбаюсь.