Спаси и сохрани любовь - Галия Мавлютова

– Он не идентичен твоей внешности, ты предъявляешь окружающим не себя, а свой костюм. Одежда существует отдельно от тебя. Есть ведь другие способы выделиться, – нравоучительным тоном изрекла Егорова.

Инесса молча наливалась праведным гневом. Она не верила своим ушам. Три дня назад на кухне Инесса учила Егорову жизни. Совершенно бесплатно. А могла бы деньги брать за консультации, ведь великолепно учила, даже наслаждалась процессом. А Марина безутешно рыдала на Инессином плече. Дело в том, что Маринку никто не хочет брать замуж, все мужчины хотят с ней только спать. Ровно одну ночь, и ни секундой больше. А чтобы насчет жениться, нет, никто не желает брать на себя обязательства, дураков мало на белом свете. Инесса весь вечер обучала Маринку светским манерам, делилась с подругой секретами, дескать, мужчины иногда хотят кушать, они не все время сексом занимаются. Приятно, когда сама учишь других. А сейчас Егорова посягнула на сокровенное – она решила сделать замечание по поводу неправильно выбранного Инессой имиджа.

– Егорова, да как ты смеешь? – рассвирепела Инесса, но тут же закрыла рот, припомнив шипящего водителя грузовика.

Он точно так же открывал рот, злобно шипел, изрыгая проклятья и крякая, но не икал и не хрипел. Нет, этого не было.

– А что? Тебе можно учить других, а другим нельзя и слово сказать, – вполне резонно припомнила Егорова основное правило светского обхождения.

В ее словах скрывалась страшная правда. Инесса вспомнила, как ей было стыдно на площади Восстания в этом костюме от Версаче, как она старательно избегала встречаться взглядом с людьми, выталкиваемыми подземным чревом на поверхность. Подспудно Инессе хотелось приобрести причастность к высшему обществу. За один день. Она наивно полагала, что, надев необыкновенный костюм, мгновенно попадет в сливки общества. Прямо в его гущу. Кажется, не попала, утонув в собственных сомнениях. Но она не совершила ничего преступного, наивная Инесса возмечтала поразить мужское воображение. Она стремилась окунуться в мир Сергея, чтобы слиться с ним в одно целое. Пусть не телом, всего лишь образом мыслей, одеждой, внешностью. Имиджем, в конце концов.

– Егорова, кончай трепаться. Я влюбилась. Хотела удивить Его. Ничего подлого я не совершила. И не собиралась. Если девушка хочет соблазнить мужчину – это разве грех? – Инесса подхватила Егорову под руку.

– Не грех, не грех. Успокойся. Ну что, сразила мужчину? Убила наповал? Влюбленная ты наша, – пробурчала Марина откуда-то снизу.

– Фокус не удался. Факир был пьян. Пошли в отдел игрушек, а то мы поссоримся.

Никаких подарков они в тот вечер так и не купили. Марина обиженно хлюпала носом, видимо, у Егоровой насморк на нервной почве образовался, а Инесса весело жеманилась, наталкиваясь на любопытные взгляды. По Гостиному двору бродила толпа. Казалось, никто ничего не покупает, все только болтаются без дела и глазеют по сторонам. Из Гостиного девушки вышли разгоряченные и раскрасневшиеся, как будто долго парились в бане. Марина огорченно хлопала добрыми глазками, свистела и хлюпала промокшим носом, изо всех сил стараясь показать свое отношение к неудачному походу. А Инесса тихо злилась. В Америке миллионеры щеголяют в драных джинсах. За океаном только эмигранты и аборигены любят украшать себя золотыми украшениями. В России дела обстоят иначе. Они с Егоровой не в Америке живут. В России нужно соблюдать стиль, если хочешь быть на плаву. Нужно стремиться быть идентичной самой себе. Но уж очень хотелось удивить Бобылева. Любая женщина мечтает удивить своего возлюбленного. В отношениях девушек наступил явный разлад. Сухо распрощавшись с Мариной, Инесса вскочила в троллейбус. Разбитая всмятку «девятка» осталась издыхать на Садовой улице, приткнувшись к колонне Гостиного двора. Раскритикованный костюм нелепо выпячивался среди пассажиров троллейбуса, они во все глаза разглядывали вычурный наряд Веткиной.

– Вы что, артистка? – спросил Инессу какой-то дед.

При этом дедуля тесно прижался к стильному френчику. Игрун старый, он искоса рассматривал расфуфыренную девушку.

– Артистка-артистка, дедуля, – фыркнула Инесса и устремилась к выходу.

– Какой я тебе дедуля! Цыпочка, – взвизгнул дед.

Двери с треском захлопнулись. Троллейбус повилял боками и медленно пополз по проспекту, увозя в себе девичью печаль и плохое настроение. Минор миновал, в душе Инессы звучали бравурные звуки, будто внутри маршировал кавалерийский полк. Наступило время мажора.

На кухне все блестело. Лишние предметы не высовывались. «Татарский базар» разбежался по углам, страшно было нарушать чинный порядок в чересчур опрятном помещении. Инесса прислушалась, в квартире кто-то есть, мама?

– Мам, ты?

– Я, доченька, поешь горячего, а то тебе все некогда, а я поеду, поздно, – мать засуетилась, спешно засобиралась к себе в Блиново.

Инесса вздохнула. У нее нет времени, чтобы поговорить с матерью. Они не успевают нормально разговаривать. Вопрос – ответ. «Дочка, ты поела-встала-ушла-позавтракала-не заболела-не нервничай». Вот и все разговоры. Никаких эмоций. Всем некогда.

– Мам, посиди немного, – Инесса усадила мать на диванчик, – знаешь, никому не могу признаться – только тебе. Боюсь, что меня заподозрят в этом, – она постучала мизинцем по темечку, – понимаешь?

Полина Ивановна кивнула: «Понимаю». Она низко нагнулась, приглядываясь к дочери, взяла ее руки в свои, нежно погладила.

– Только ты не смейся надо мной, ладно? – Инесса нервно засмеялась, но руки не выдернула, оставила их, пусть чуть-чуть полежат, погреются в маминых.

– Не буду, доченька, что ты, – Полина Ивановна прижала руки дочери к сердцу.

Инессе показалось, что она слышит равномерный стук, родной – пусть он стучит вечно. И сейчас ей ничего не чудится. Все приняло обычные формы. Стук материнского сердца. Тепло рук.

– Понимаешь, мне кажется, что в новом офисе слышатся слова какие-то странные, – Инесса склонила голову, боясь посмотреть матери в глаза, вдруг она тоже покрутит пальцем у виска. – «На крыше крысы голодают, отнесите им еду». И мне кажется, что и другие сотрудники эти слова тоже слышат, но боятся в этом признаваться.

Инесса посмотрела на мать, вспомнив Голубенко с его татарскими глазами, Норкина с бегающими смотровыми щелями и многих других.

– А-а, это бывает, – рассудительно ответила Полина Ивановна, – на некоторых фирмах устанавливают аудикодирование. В вентиляторе.

– Где устанавливают? Какое аудикодирование? – Инесса даже руками всплеснула. – Зачем – аудикодирование?

– Это такая штука, вставляют в вентилятор, и он разносит по всему зданию шум или музыку с постоянно звучащим фоном, – сказала Полина Ивановна голосом опытного мастера, словно она сама занималась аудикодированием и всю свою жизнь только и делала, что стояла на стремянке и вкручивала в лопасти разные пакости. Мама все знает. Она по-прежнему, как в далеком детстве, может объяснить любое явление в природе. Перед Инессой сидела не древняя старушка, а молодая современная женщина, продвинутая, в отличие от несмышленой дочери. Инесса почувствовала себя маленькой девочкой, ей срочно захотелось залезть в норку под одеялом.