Пленная птица счастья - Галина Владимировна Романова

– Ты! Еще хоть слово! – нацелил он палец на Светлану и тут же перевел его на Алину. – А ты дуй в свою комнату. И не выходи оттуда, пока я не вернусь. Вернусь – будем говорить. Серьезно! Я все сказал.

И пошел прочь. От них обеих. От их отвратительных историй, от испортившихся отношений. А они испортились, это он понял.

Светка постарела, подурнела и совсем не выглядит на свои тридцать четыре. Дополнительный десяток на ее обвисших боках и пухлых щеках. Конечно, она ревнует его к многочисленным бабам, о которых знает. Ревнует к Алинке, которую он обожает.

И что теперь? Что будет дальше?

Все налаженное годами лопнуло, пошло трещинами. Эти трещины будут расти, пока однажды не распахнется пропасть. Эти две женщины станут чужими друг другу. А он, что станется с ним? Алина, конечно, не перестанет быть его дочерью и через сто лет. И он по-прежнему будет ее любить, даже если она начнет совершать одну ошибку за другой. А вот как быть со Светкой?

Идиот, он же не ушел от нее к Стелле тогда только из-за Алинки. Думал, что Светлана заменила его дочери мать, все у них сложилось замечательно и он не вправе сиротить Алинку дважды. И не должен поступать так подло с женщиной, отдавшей всю себя. Пожертвовал своей любовью ради счастья дочери, ради семейного покоя. И вдруг – здрасте, приехали: Светка и Алинка теперь чужие друг другу. А ему-то что делать со всем этим? Получается что – его жертвы напрасны?

Он сел за руль и поехал. Просто в никуда. Медленно катил по улицам вечернего города, послушно уступал дорогу всем нервным и торопливым. Неспешно думал, сопоставлял. Выходило так себе. Это вам не бизнес-план, это жизнь. Какую стратегию тут применишь, каких финансовых затрат это будет стоить. А душевных, душевных рисков как можно избежать?

Как он очутился возле этого ресторанчика – сам не понял. Подсознание его, что ли, туда привело, шут его знает. Уже припарковался и вышел из машины и только тогда понял, где он.

Маленький уютный ресторанчик в тупике сразу за поворотом с центральной улицы. Кто не знает, не найдет ни за что. Слева и справа от входа здоровенные липы, по три с каждой стороны. В начале лета они буйно цвели, аромат кружил ему голову, забивал легкие нежной сладостью, он задыхался, останавливаясь под ними в пору цветения. Или это от счастья ему не хватало дыхания?

Между липами пристроились дубовые скамейки на чугунных ножках. Здесь постоянно тискались парочки. Небольшая площадка перед ресторанчиком тщательно выметена. Здесь всегда было чисто. За стеклянными двойными дверями приглушенный свет. И швейцар, застывший по ту сторону дверей, кажется, все тот же – высокий худой мужик в отутюженной ливрее. Увидел Ростислава, поднял приветственно руку. Неужели узнал? Сколько лет прошло! Года два, а то и больше с тех пор, когда они со Стеллой последний раз здесь ужинали.

Им нравилось здесь бывать. Народу немного, никакого шума, суеты. Столики отделены один от другого высокими диванными спинками. Верхний свет горел редко. На каждом столике – красивый светильник под ажурным колпаком. Можно и свечи зажечь. Вот спроси его сейчас, как там готовили, – не ответит. Они почти не прикасались к еде. Все говорили, говорили, держались за руки, целовались без конца. И еще мечтали, да. Много мечтали. А он потом все эти мечты предал. И ради чего?

Идиот!

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался швейцар, принимая у него куртку. – Давно вас не было.

– Добрый вечер. Да, давно.

Ростислав замер у высокого зеркала в резной старинной раме. На мгновение прикрыл глаза. Ощущение, что сзади стоит Стелла и поправляет на его спине рубашку, было почти осязаемым и очень болезненным.

– Вот, возьмите. – Швейцар, который здесь был и гардеробщиком, сунул ему в руку номерок. – Она вас ждет.

– Кто?

Ростислав покосился на мужика в ливрее. От возраста, что ли, не в себе? Кто, что ждет? Куртка?

– Ваша девушка вас ждет. – Швейцар неожиданно молодо улыбнулся и привычно подмигнул ему, как тогда, несколько лет назад. – Кажется, она сидит за тем же самым столиком. Пятым, если не ошибаюсь.

Стелла! Она!

Она сидела на самом краю диванчика, спиной к выходу. Он сразу увидел ее, когда ворвался в зал. Узкая спина, изящная талия, тесно обтянутая темным платьем. Она всегда любила вещи в обтяжку. Волосы пострижены и едва достают до плеч. Непривычно, раньше она никогда не стриглась так коротко. И цвет, цвет волос не такой, как раньше. Скорее русая, чем шатенка.

Но это была она. Она, его любимая женщина, которой он грезил, по которой страшно скучал. Что он должен, что он может ей сейчас сказать? На что имеет право? Что надеется услышать в ответ? И его ли она здесь ждет?

– У меня сейчас просто сердце лопнет, – проговорил он скороговоркой, с разбегу усаживаясь на диванчик напротив нее. – Ты? Это ты!

– Я. – Голова склонилась к правому плечу – ее любимое движение. Губы тронула улыбка, которую он помнил, которая ему снилась сотню раз. – Это я. Привет.

Губы, глаза, шея, руки – все любимое, родное. Так хотелось все это трогать, целовать. Он тяжело дышал, разглядывая ее. Пальцы, стиснутые в кулаки, подрагивали.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Ростислав.

Он не знал, как может теперь к ней обращаться. Раньше все было так просто. Так естественно было называть ее любимой, единственной, родной. Сейчас стеснялся. Он не имел права ни на что.

– Жду.

Стелла коротко кивнула. Волосы шевельнулись, заползли на щеки. Он чуть не застонал от желания протянуть руку и заправить пряди ей за ушки. Как раньше. Как еще два года назад.

– Кого?

Он спросил, потому что должен был спросить. Он должен быть готов к визиту какого-то типа. Которого, не зная, уже ненавидел.

– Тебя, – вдруг сказала Стелла и улыбнулась – забыто, нежно, любяще. – Жду тебя, Яковлев. Третий вечер подряд здесь жду. Даже загадала: если придешь, значит, ничего не кончилось, ты все еще любишь меня. Если не придешь – тогда все. Все кончено.

– Я пришел! – перебил он. Встал, шагнул к ней и, тесня ее от края, уселся к ней на диванчик. – Я пришел, любимая, пришел. И я так соскучился!

Что было потом? Что было потом, что было потом…

Потом было давно забытое сумасшествие. Они сорвались с места, даже не успев сделать заказ. Сели в его машину и, как по команде, набросились друг на друга. Прямо там, в машине на стоянке, он любил ее. Любил так, как не любил, кажется, никогда до этого. Он боялся моргать, смотрел на нее, не отрываясь, воскрешал в памяти каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее тела. Он помнил ее запах, каждый вздох ее, каждый стон. Он задыхался сам, торопился, умолял его простить, хватал ее губами, крепко сжимал. Пару раз причинил ей боль – чтобы почувствовать, это точно она, что она живая. Боялся, что она вдруг исчезнет снова на пару лет.

Когда все закончилось, он долго не мог натянуть одежду – тело сковала странная слабость. Руки не слушались, в пальцах покалывало, в голове шумело.