Дело всей жизни. Книга вторая - Ульяна Громова

— Мне нужно всё, — сообщил, с любопытством рассматривая мастерицу.

В черных джеггинсах и футболке, высокая, с густыми каштановыми волосами до лопаток, завившимися на концах, с большими карими глазами и чувственными губами красивой четко очерченной формы она оказалась привлекательной. Длинные ресницы, четкий овал смуглого лица, красивый лоб и изящная шея, длинные руки и ноги, аппетитная попа и грудь… И взгляд — открытый, уверенный, не расточавший ни неприязнь, ни доброжелательность. Она не улыбнулась, не нахмурилась, лишь жестом указала мне на кресло и села за стол. Я устроился напротив и протянул обе руки. Ирина взяла их, внимательно рассмотрела, налила в ванночку воду и опустила в нее мои пальцы.

Она действительно оказалась отличным мастером, хотя довериться ей, это как прокатиться на американских горках: на первый взгляд небрежная манера обращения с моими пальцами заставляла адреналин выплёскиваться в кровь литрами, но девушка не то что не порезала, даже не кольнула меня, хотя ей хватило ровно полминуты быстрыми движениями отхватить кусачками мои неприлично отросшие ногти. Такой манерой она напомнила мне Теренса — иллюзия небрежности скрывала высокое мастерство. Я словно побывал в нирване, когда она массировала кисти рук, ступни и каждый палец из двадцати. Горячее парафиновое обёртывание окончательно примирило с нудной моросью за окном, захотелось бабушкиных котлет, манной каши и…

— Ирина, а вы умеете готовить? — спросил вкрадчиво, вкладывая в слова намёк. Я уже засунул розовые и мягкие, как у младенца, пятки в носки и обувался. Девушка, снова закладывая инструменты в стерилизатор, обернулась и вопросительно вздёрнула бровь. — Я бы отведал борщ в вашем исполнении.

— Напрашиваетесь? — усмехнулась, и я впервые услышал её голос.

— Зазываю, — возразил.

— А-а… — протянула, кивнув, — это всё объясняет. — Доброжелательность с её лица словно ветром сдуло. Холодным тоном она поинтересовалась: — Я могу что-то ещё для вас сделать… в профессиональном плане?

— Простите, Ирина, и в мыслях не было. Только борщ!

— Фуд-корты этажом ниже.

Она отвернулась, а я, растерянный, позорно ретировался в руки косметолога, а потом, лишённый проклюнувшихся волос на яйцах и лобке, попал и в вотчину брадобрея. Мне никогда не приходилось знакомиться с девушками и уж тем более вести с ними какие-то беседы. Снова пожалел, что изучил вдоль и поперёк Камасутру, но понятия не имел, как развлечь женщину. Болтливым я затыкал рот членом, некрасивых поворачивал к себе спиной, а красивыми любовался, пока трахал. Я привык, что мои желания исполняются, мои приказы выполняются и вообще все уже налажено, и каждый без лишних слов знает, что мне нужно.

В жизни, которой я не жил, всё оказалось не так. Я оказался к ней не готов.

— Тут очень много… — сообщила мне администратор салона, выдирая из размышлений на тему «как не облажаться в следующий раз, зачем он — этот следующий раз — мне нужен, и с какой стати меня задела холодность Ирины»? Ответ я знал — он уже мелькнул сделанным выводом, но мне не нравился. — У меня не наберется сдачи.

Я нахмурился и сфокусировался на девушке:

— Вы на дому ногти пилите?

— Да, конечно.

— А могу я увидеть график Ирины?

— Да, вон там.

Я подошёл к электронному помощнику. Ира работала шесть дней по восемь часов в плавающем режиме. Интересно, когда она живёт? Или, как и я, почему-то топит себя в работе? Я вернулся к ресепшну:

— Запишите сдачу на мой счёт.

***

США, Нью-Йорк

Рассел оставил меня одну до вечера — сегодня он вызвался дежурить, подозревала — чтобы не оставлять меня одну. Меня не запирали в стационаре, я могла выйти погулять, но никуда не хотелось. Постояла немного на балкончике, села на тёмно-коричневый удивительно мягкий диван, обтянутый нежной на ощупь натуральной кожей, обвела взглядом комнату: кобальтовые шторы и мягкое покрытие на полу, шерстяной плед и чехлы на подушках в коричневую и синюю клетку с освежающими бежевыми и голубыми полосками, точечные светильники рассеивали прохладный голубоватый свет, дополненный мерцавшей на плазменном телевизоре заставкой спокойного, судя по цветам — иссиня-чёрному и индиго, — Карибского моря. И мне самой здесь было удивительно спокойно, процессы в организме словно замедлились, что стало даже зябко от морозного оттенка света.

Обстановка напоминала кабинет Никиты в пентхаусе.

Я сразу поняла, что Рассел решил положить меня в его бокс. Ожидала увидеть что угодно, но не целую комнату, забитую оборудованием для исследования деятельности мозга: система для магнитной стимуляции альфа-вспышками, хроматографы, сканеры, 3d-принтер, допплерограф, аппарат транскраниального воздействия током… На всё это Никита возлагал надежды, разрабатывал со своей командой, чтобы утихомирить свою похоть… и всё равно ушёл глубоко в ароматерапию. Видимо, уже не надеясь на технический прогресс, ища помощи у природы.

Раньше я воспринимала проблему Никиты интуитивно, а сегодня, когда увидела полтора десятка приборов, меня просто оглушило.

Теперь я понимала его отчаяние.

И на свой шампунь от похоти больше наивных надежд не возлагала.

***

Россия, Москва

Щелчок по носу не умалил голода, и потому сразу после салона красоты я забрёл в продуктовый гипермаркет. Ходил по рядам и так и не положил в корзинку ничего. Всё здесь отличалось от привычных продуктов, а ориентироваться на цены не значило получить качественную еду. С минуту таращился на цыпленка-гриль, понимая, что эту пахнувшую непонятно чем отраву есть точно не смогу. Готовая еда вообще не вызывала доверия, особенно когда из кухни противни с ней выносили повара в грязных фартуках. Они не моют руки, а только вытирают их о свою униформу?!

Рука сама потянулась за «Чёрным алмазом», а палец ткнул на иконку быстрого набора номера.

— Мне нужен гид по продовольствию, — сообщил, не здороваясь.

Я игнорировал и это правило этикета: вежливость между знакомыми людьми заключается не в приветственных фразах, а во многих других нюансах.

— Как раз собирался заглянуть на ужин.

— Тогда вези его с собой.

Макс только хмыкнул и завершил вызов.

Я взял плитку горького шоколада знакомой марки и прошёл на кассу, а потом долго стоял, облокотившись на перила, и рассматривал атриум. Сердце привычно заходилось в тахикардии, пульсация в висках крушила череп, общая слабость каруселила перед глазами огни торгового центра. Я знал этот состояние — предвестник близкого цунами, который сорвёт крышу.

Я слишком долго не трахался.

Прикрыл глаза, сосредотачиваясь на звуках ненавязчивой музыки, мысленно ныряя в прорубь. Но воображаемая шуга настойчиво сменялась золотыми вспышками, словно я смотрел в глаза моей девочки — отражённый витринами свет многочисленных лайтбоксов и вывесок проникал даже сквозь закрытые веки. Всё начинало раздражать, в голове словно разрасталась шаровая молния, и её разряды-щупальца прошивали тело, мышцу за мышцей, целеустремлённо подбираясь к паху.