Копье Дракулы - Михаил Палев

– Так что же копье? – напомнил я.

– Мне удалось найти в архивах уникальный документ: перечень приданого, привезенного в Москву Еленой Стефановной, – гордо сообщил Причард. – Так вот: там фигурирует некое «копие» без всякого уточнения. На перечне есть позднейшая отметка о том, что все оружие передано великому князю. Похоже, что и копье Дракулы тоже попало в великокняжескую оружейную коллекцию. Но чтобы представить его дальнейшую судьбу, я вначале расскажу о судьбе Волошанки. В 1498 году Иван Третий раскрыл так называемый «заговор Гусева», целью которого было возведение на русский престол сына Софьи Палеолог Василия Третьего. После этого наследником был объявлен сын Елены Стефановны Дмитрий. Однако в итоге борьба партий двух княгинь закончилась победой сторонников Софьи. Иван Третий отменил решение о назначении Дмитрия наследником и весной 1502 года приказал заключить невестку и бывшего наследника, едва достигшего восемнадцати лет, в тюрьму. Едва Василий Третий в 1505 году вступил на престол, как велел немедленно «заковать в железо» столь неудобного для него племянника, а Елена Стефановна умерла в том же году в заключении. Спустя четыре года умер и Дмитрий Иванович. И вот именно в это время след копья теряется!

– Почему теряется? – возразил Тавров. – Надо полагать, оно так и осталось лежать в Оружейной палате или там, где в те времена великий князь хранил свою личную коллекцию оружия.

– А вот и нет! – торжествующе воскликнул Причард. – Я лично держал в руках приказ сына Василия Третьего, государя Всея Руси Ивана Васильевича Грозного, в котором он требует «розыск копья мутьяньского воеводы Дракулы немедля учинить». Там же царь Иван выражает сожаление, что дьяка Федора Курицина – который сопровождал Елену Стефановну из Молдавии в Москву, а затем стал ее ближайшим советником – казнили, не выяснив, куда же делось копье. А ведь он действительно должен был знать о нем, поскольку признан автором так называемого «Сказания о Дракуле, мутьяньском воеводе греческия веры, влажским языком Дракула, а русским языком дьявол по житию его зломудрому».

Причард процитировал столь мудреное название древнего документа без запинки.

– И что, даже по приказу Ивана Грозного местонахождение копья так и не выяснили? – удивился Тавров.

– Похоже, что не выяснили, – подтвердил Причард. – Во всяком случае, больше мне не удалось найти документов с упоминанием копья Дракулы.

Я был разочарован услышанным. Выслушать такую длинную историю о Дракуле и, в конце концов, узнать о том, что копья никто так и не обнаружил! За что же тогда Причард и его покойные коллеги так долго получали деньги?! Мне казалось это невероятным, и я хотел спросить об этом Причарда. Но пока я пытался в уме сформировать вопрос, спросил Тавров:

– Скажите, а у вас была какая-нибудь периодическая отчетность перед заказчиком? Все-таки вы достаточно долго искали копье.

– Да, разумеется! – подтвердил Причард. – Мы раз в месяц отправляли отчеты о ходе текущей работы почтой, и мистер Харрис всегда был в курсе результатов наших исследований.

– Электронной почтой? – задал я уточняющий вопрос, который мне казался почти риторическим, но ответ Причарда удивил меня.

– Нет, согласно указанию мистера Харриса, отчеты мы отправляли через сотрудника американского посольства, который отправлял их дальше дипломатической почтой.

Мы с Тавровым переглянулись и почти одновременно спросили:

– Мистер Харрис работал на американское государство?

– Нет, что вы! – воскликнул Причард. – Ему указал этот способ связи мистер Харрис как быстрый и надежный. По его словам, наш заказчик имел связи в Госдепартаменте и для обеспечения секретности решил пользоваться дипломатической почтой. Я упаковывал отчет в обычный большой конверт, писал на нем «Госдепартамент, офис 269» и передавал работнику посольства. А спустя два-три дня он попадал мистеру Харрису. Мистер Харрис сказал, что точно таким же способом пересылают свои отчеты мои коллеги.

– А вы были в курсе работ ваших коллег? – спросил я. – Вас знакомили хотя бы с отрывками их отчетов?

– Очень редко, – ответил Причард. – Аналитическим центром был Харрис. А мы собирали для него информацию. Лишь иногда Харрис давал указания, по каким направлениям провести дополнительные исследования. Например, он настойчиво рекомендовал мне сосредоточиться на поисках материалов, которые позволят составить представление о внешнем виде копья Дракулы.

– И вы нашли такие материалы? – поинтересовался Тавров.

Причард развел руками и рассмеялся:

– Честно говоря, я был несколько озадачен столь настойчивым требованием сосредоточиться на поисках того, что искренне полагал несуществующим. Очевидно, что вряд ли кто из видевших в реальности копье Дракулы удосужился его зарисовать или хотя бы оставить устное описание. Даже побывавший в Трансильвании думный посольский дьяк Ивана Третьего Федор Васильевич Курицин, возглавлявший в 1482–1484 годах русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину – то есть к Матиашу Хуньяди – и молдавскому господарю Стефану Великому, ограничился лишь написанием сугубо литературной повести о Дракуле. А ведь он приехал в те места спустя всего шесть лет после гибели Влада Цепеша и тем не менее положил в основу повести не исторические факты, а многочисленные анекдоты, которые охотно записывали в те годы и другие иностранцы, побывавшие в придунайских землях. Например: авторы анонимных немецких брошюр «О великом изверге Дракола Вайда», поэт-мейстерзингер Михаэль Бехайм и итальянский историк Антонио Бонфини, создавший «Венгерскую хронику» в качестве летописца при дворе венгерского короля Матиаша Хуньяди. Курицин явно относился к повести как к сборнику красочных историй – и не более того. Поэтому на основании повести Курицина некоторые читатели составляли впечатление о Дракуле как о бессердечном тиране и жестоком садисте, а другие на основании той же повести полагали Дракулу суровым, но мудрым и справедливым государем. При этом, я думаю, сам Курицин понимал, что большинство рассказанных им историй про Дракулу, в том числе описание его гибели, совершенно очевидно не соответствовало действительности. Но, увы, это были такие времена, когда историческая точность не полагалась необходимой даже хронистами.

– Ну, все-таки в каждой истории есть доля правды, – заметил я.

– Но не в этом случае! – возразил Причард. – Скажем, склонность Дракулы к переодеванию в турецкие одежды с целью обмана противника использована для описания его гибели: якобы собственные воины приняли его за турка и убили. При этом Дракула успел убить аж пять своих противников, прежде чем убили его самого! Они что, слепые были или глухие? А эпизод с нищими, которые пожелали навсегда избавиться от нищеты, а Дракула повелел накрыть им столы в гробах, после чего в этих же гробах нищих заколотили и сожгли. Или просто классический эпизод с купцом, у которого украли с воза сто шестьдесят дукатов: купец пожаловался господарю, а тот повелел слугам тайно положить купцу в воз сто шестьдесят один дукат, чтобы проверить честность купца – якобы вор устрашился наказания и вернул украденное. Купец честно отказался от лишнего дуката и тем самым спасся от смерти. Или история про стоявшую у фонтана золотую чашу, из которой каждый мог пить, но никто не посмел украсть – дескать, таков был страх перед Дракулой!