Недоступная и желанная - Лоретта Чейз

– Это друг, – сказала она, слегка похлопав по плечу Тамсин. – Не обижай ее, Сьюзен. Слышишь? Спокойно.

Сьюзен деликатно лизнула руку девушки.

Тамсин осторожно ее погладила.

– Сьюзен очень умная, – объяснила Лидия, – только общаться с ней надо с помощью самых простых понятий.

– Раньше мастифов использовали для охоты на диких кабанов, не так ли? – спросила девушка. – Она кусается?

– Скорее проглатывает, – уточнила Лидия. – Тем не менее, тебе не надо ее бояться. Если она слишком разыграется, твердо скажи ей: «Сидеть!» Иначе она собьет тебя или с ног до головы вымажет своими слюнями.

Тамсин тихо хмыкнула, что было еще одним обнадеживающим знаком. Вскоре появилась Бесс, а еще через небольшое время гостью напоили чаем, она приняла горячую ванну и задремала.

Лидия, быстро умывшись, прошла в свой кабинет. Только там, заперев дверь, она могла стянуть с себя маску неколебимой и абсолютно уверенной в себе особы.

Ей действительно довелось видеть в этом мире множество таких вещей, о которых не знали благополучные жители Лондона, как мужчины, так и женщины, даже самые мудрые и опытные из них. Однако в обычных житейских делах окружающего мира она была отнюдь не такой искушенной, каковой ее в этом мире считали.

Ни один мужчина не целовал Лидию Гренвилл до сегодняшнего дня.

Даже двоюродный дедушка Сти, не слишком умный, но очень добрый, никогда не позволял себе более чем погладить ее по головке, а потом, когда она стала быстро расти, превращаясь в великаншу, только по руке.

То, что сделал герцог Эйнсвуд, было совсем не похоже на ласку доброго дядюшки. А Лидия оказалась совсем не готовой к этому.

Она поглубже забралась в кресло, сжала склоненную голову ладонями и замерла, рассчитывая, что бушевавшая внутри буря скоро стихнет, чувства придут в порядок, и мир станет вновь привычным и контролируемым.

Но этого не произошло. Более того, вдобавок к воспоминаниям о недавнем происшествии, в сознание, стремительно заполняя его, ворвался неконтролируемый мир ее детства. Смутные образы наплывали, исчезали и вновь появлялись, постепенно восстанавливая в памяти четкую картину, возвращающую в тот страшный день, когда весь мир и ощущение ее места в нем изменились решительно и бесповоротно.

Она увидела себя такой, какой была тогда – маленькой девочкой, сидящей на поломанной табуретке и читающей мамин дневник.

Писать о произошедшем тогда Лидия, конечно, не собиралась, но реши она сделать это, получилось бы, наверное, нечто в стиле «Фиванской розы».

Лондон, 1810 год

Ранним утром, четыре часа спустя после того, как Энн Гренвилл обрела вечный покой в земле приходского кладбища, ее старшая дочь, десятилетняя Лидия, нашла этот журнал. Он лежал в маминой корзинке для шитья, прикрытый пестрыми лоскутками, которые собирались для рукоделия.

Младшая сестра Лидии Сара довела себя долгими рыданиями до изнеможения и уснула, а их отец Джон Гренвилл ушел поискать утешение в бутылке или в объятиях одной из знакомых потаскух, а по возможности, и в том, и в другом.

В отличие от сестры Лидия спать совсем не хотела, а ее глаза были совершенно сухими. Она была не в состоянии плакать в тот день. Она была слишком сердита на Бога, который дает детям родителей, абсолютно не пригодных для этой роли. В самом деле, что имел в виду Бог, посылая девочкам их отца? Лидия в очередной раз задалась этим вопросом, убирая упавшую на лицо прядь золотистых волос и подбирая кусочек ткани, подходящий для заплаты на передник Сары. Тогда она и увидела небольшую книжечку, заполненную мелким каллиграфически красивым и четким почерком матери.

Забыв о штопке, она подвинулась поближе к очагу и ночь напролет читала увлекательную, так и оставшуюся во многом загадочной историю. Дневник был невелик, а мать не была склонна к излишней откровенности. Поэтому к моменту, когда на рассвете вернулся отец, она успела прочитать его до конца.

Однако Лидия дождалась середины дня, когда Сара играла на ближайшей аллейке с соседскими детьми, а отец протрезвел и худшие стороны его дурного характера начали смягчаться.

– Я нашла кое-какие мамины записи, – сообщила она отцу. – Это правда, что когда-то она была леди? И что ты когда-то играл на сцене? Или маме просто хотелось в это верить?

Отец почему-то принялся внимательно разглядывать бельевой шкаф, но через какое-то время прекратил это занятие и перевел слегка насмешливый взгляд на дочь.

– Какое это имеет значение теперь? – спросил он. – Ничего хорошего это нам не принесло, не так ли? Неужели ты думаешь, мы жили бы в такой конуре, если бы за твоей матерью было приданое? Что-то для вас изменится, если все, что там написано, правда, мисс Высокородие? Представляешь себя знатной леди?

– Получается, у меня по маминой линии имеются знатные предки, не так ли? – задала очередной вопрос Лидия, игнорируя отцовский сарказм. Она знала его достаточно хорошо, чтобы обращать внимание на подобные уловки.

– Предки? – Отец открыл буфет, пожал плечами, осмотрев его скудное содержимое, и захлопнул дверцу. – Прекрасный способ настроить тебя на такие глупости. И каким же образом мать рассказала тебе об этом.

– Она написала в книжечке, кажется, это был ее дневник, – твердо ответствовала Лидия, – что она леди из старинной знатной семьи. Что маркиз Дейн является одним из ее кузенов. А еще, – продолжила Лидия, – что убежала с тобой в Шотландию и ее семья была страшно разгневана из-за этого, так сильно, что оборвала все связи и посчитала ее отломанной веткой семейного дерева. Я только хочу знать, правда ли все это. Мама была… странной и мечтательной.

– Да уж, именно такой она и была, – рявкнул отец, и глаза его вспыхнули злым огнем. Все вместе выглядело хуже, чем обычная насмешка и даже чем выражение нелюбви к матери, которую он порой не считал нужным скрывать.

Лидия поняла, что зря рассказала о дневнике. Но было поздно. Оставалось, как и много раз до этого, собраться и не показывать своих чувств. Отец приказал:

– Принеси-ка мне эту книжечку, Лидия.

Лидия принесла, и произошло именно то, чего она опасалась. Лидия никогда больше не видела дневника матери. И это был не единственный принадлежащий ей предмет, который исчез подобным образом. Ее вещи продолжали исчезать и в последующие месяцы. Лидия не задумывалась о том, куда он их девал. Лично она ни за что бы не заложила этот журнал. Она не решилась бы даже что-то в нем подредактировать, не говоря уж о том, чтобы продать. Но для отца это был естественный и единственный способ разжиться деньгами. Деньги эти он, как правило, проигрывал. Иногда, конечно, случались и выигрыши. Но Лидии и Саре практически ничего не перепадало.

Многочисленным кредиторам Джона Гренвилла тоже.