Спаситель мира - Андрей Анисимов

— Ваша фамилия, звание и должность? — поинтересовался мужчина. Синицын назвал себя.

— Вам, старший лейтенант, перезвонят, — сообщили в трубке, и связь отключилась.

Через десять минут в кабинет влетела Тома Самойлова и взволнованно выпалила:

— Он тебя срочно хочет видеть. Сидит весь белый.

— Электрик? — переспросил на всякий случай Синицын.

— Подполковник Грушин, Михаил Прохорович, — строго поправила Тома. Синицын застегнул пиджак на все пуговицы и зашагал к начальству. Застать подполковника таким возбужденным и бледным мало кому из подчиненных удавалось. Грушин ждал его стоя в центре кабинета.

— Ты что, молокосос, себе позволяешь?! — закричал он, как только Синицын ступил на порог.

— А что случилось, Михаил Прохорович? — Слава не знал, пугаться ему или нет. Никакой вины за собой он не чувствовал.

— И этот сопляк еще спрашивает?! все больше расходился начальник. — Ты побеспокоил такого человека, к которому я и сам побоялся бы подойти за версту.

— Никого я не беспокоил, — начиная смутно догадываться, откуда дует ветер, запротестовал Синицын.

— Никого не беспокоил, говоришь? — Грушин бегом ринулся к своему столу, налил в стакан из графина воды и залпом его выпил. — Слушай и запоминай. Завтра явишься ко мне в восемь утра на ковер. Получишь мою машину вместе с Гошей. Вы прибудете на Кузнецкий мост ровно в девять тридцать. Поставите машину бампером к Выставочному залу и будете ждать.

— Чего ждать? — не понял Синицын. — Не твое дело — чего и кого ждать. Ждать будете хоть до ночи. С места не двигайтесь. К вам подойдут. Когда подойдут, ты выйдешь из машины и задашь все свои дурацкие вопросы. Понял, сопляк?

— Не очень, — искренне ответил Слава.

— Ты, молокосос, слишком шустрый. Генералов ФСБ тебе подавай. Куда названивал? — устало заметил Грушин, внезапно сменив гнев на полное равнодушие.

— Я звонил по номеру, который нашел в книжке писателя, — наконец сообразив, что происходит, попробовал оправдаться старший лейтенант.

— Все, иди отсюда. И чтобы в Управлении я тебя сегодня не видел, — тихо приказал Грушин и повалился в кресло.

— Есть, товарищ подполковник, — козырнул Слава и быстро ретировался.

— Что ты натворил? — глядя круглыми глазами на него, поинтересовалась Тома.

— Позвонил по одному номеру, и все, — развел руками начинающий следователь и поехал домой.

Вера Сергеевна уже вернулась с дачи и, с тревогой вглядываясь в лицо сына, воскликнула:

— Пусик, почему ты не ел сырники на завтрак? Ты не ранен?

— Я их, мам, не видел, а бандитская пуля пролетела мимо… — отмахнулся Слава и поспешил в свою комнату. — Мама, я немного посплю, не доставай меня, если можешь, и к телефону, кроме Саши Лебедева и Лены, я ни к кому не подойду, — бросил он с порога, закрыл за собой дверь, взял текст романа Каребина и плюхнулся на тахту.

* * *

Вечером шестнадцатого декабря 1916 года кабинет известного деятеля Петрограда, секретаря «Общества поощрения искусств и изящной словесности», действительного статского советника его превосходительства Святослава Альфредовича Стерна трудно было узнать. В мерцающем свете канделябра на стенах колыхались знамена ордена розенкрейцеров, испещренные тайными знаками. На овальном столе карельской березы, также покрытого знаменем с изображением Розы и Креста, покоился магический меч. Его сталь зловеще поблескивала, отражая огоньки свечей. Возле стола, скрестив руки на груди, стояли хозяин кабинета Стерн, князь Феликс Юсупов и известный петроградский врач-психиатр Константин Рябинин. Все трое в белых плащах до пят.

— Я пойду до конца, — торжественно заявил Юсупов и медленно опустил руки на клинок.

— Иди, брат, — промолвил Святослав Альфредович, также опуская руки и пристраивая левую ладонь на сталь меча.

— Пусть рыцарю в эту ночь Господь дарует львиное сердце, — добавил Рябинин и тоже опустил левую ладонь на меч.

— Да будет так, — почти шепотом проговорил Юсупов, накрывая левой ладонью руки Стерна и Рябинина.

После этого мужчины произнесли клятву ордена.

Тихо открылась дверь, и Алиса Николасвна, вся в белом, с кроваво-красной розой в волосах, внесла на серебряном подносе три бокала. Цвет вина в хрустале и цвет розы в волосах женщины не отличались. Женщина подошла к столу. Мужчины взяли по бокалу и подняли их.

— За наше братство! — произнес Стерн.

— Роза и крест, — ответили Рябинин и Юсупов.

И тут произошло невероятное. Мужчины опустили руки, а бокалы так и остались парить в воздухе. Сперва они застыли без движения, затем медленно поплыли друг к другу. Когда сосуды соединились, послышался звон хрусталя и бокал Юсупова разлетелся на мелкие осколки. Вино кровавым ручейком потекло по мечу. Бокалы Стерна и Рябинина вернулись на свои места. Стерн и Константин Николасвич Рябинин взяли их, висящие в пространстве, и медленно выпили до дна.

— Ты сегодня совершишь подвиг, — с тайным значением произнесла супруга Стерна и перекрестила князя.

Юсупов поклонился, сбросил плащ ордена и направился к двери. Проходя мимо Алисы Николасвны, он шепнул:

— В Петрограде вам оставаться опасно. Если меня возьмут, у вашей семьи могут возникнуть неприятности.

— Стерн уже купил билеты. В одиннадцать мы отбываем в Карелию, — тоже шепотом ответила женщина.

— Хорошо, — кивнул Юсупов и быстро вышел.

Хозяин хотел вдогонку что-то ему сказать, но закашлялся и махнул рукой. Он еще не оправился от длительной болезни легких и страдал приступами сухого лающего кашля.

— Мой друг, ты еще очень болен, — покачала головой Алиса Николасвна и повернулась к доктору Рябинину:

— Константин Николасвич, я очень боюсь за мужа.

Не вредна ли эта поездка для его здоровья?

— Петропавловская крепость для его здоровья может оказаться и вовсе погибельной. В Пахти свежий воздух и спокойная жизнь вернут ему здоровье.

— Тебе тоже не стоит оставаться в Петрограде, — предупредил Стерн Рябинина.

— Если я внезапно брошу практику, это покажется еще более подозрительным.

Свои отношения с князем я легко объясню: он мой пациент. У меня в Петрограде их столько, что я не в. силах уследить, кто чего творит…

Простившись с Рябининым, по-христиански расцеловавшись и обнявшись, супруги Стерны принялись за сборы. Первым делом они убрали атрибуты ордена, и помещение скоро превратилось в обыкновенный кабинет петроградского вельможи.

Покончив с декорацией, занялись подготовкой к отъезду. Чемоданы они упаковали раньше, теперь оставалось собрать мелочи. Святослав Альфредович снял с груди берилловую звезду, убрал ее в полотняный мешочек. Туда же пристроил трубочкой свернутые ассигнации и всыпал горсть золотых червонцев. Мешочек Алиса Николасвна зашила в подкладку его пальто. Стерн хотел отправить туда же золотой гравированный карманный брегет отца, но передумал и сунул его в карман. С Альфредом Федоровичем он простился вчера. Отец, не подозревая, какая опасность грозит сыну, ехать его отговаривал. Ему, несмотря на то что Альфред Федорович также состоял членом ордена розенкрейцеров, причем значительно дольше сына, решили не сообщать о готовящемся покушении на Григория Ефимовича Распутина.