Скинхед - Рена Юзбаши

— Ой, и правда, чего это я ту расселась? — спохватывается мама, и торопливо отхлебнув напоследок уже остывшего чая, чмокает меня в щеку. — Будь умницей.

* * *

Первым в тесном школьном коридоре ко мне подлетает Федька. Лучше и не придумаешь. Чувствует свою вину, тараторит, загладить хочет. Ну-ну…

— Привет, братан. Как дела? — И сразу заметив мою обновку: — А это у тебя откуда? На Учителе вчера была такая же…

Под насмешливым моим взглядом, этот товарищ не в силах скрыть восхищения и досады:

— Черт, Артем, неужели Учитель подарил? Сам?!

Звенит звонок на урок, и я, махнув на прощанье рукой, удаляюсь от друга, физически ощущая холодок, возникший между нами.

— Увидимся на большой перемене, не хочу опаздывать, у нас математика, — еще бы единственный урок, на котором мне по-настоящему интересно.

Да и математичка Елена Андреевна интересная старушенция. О ней даже заметка в газете была о том, как она уроки алгебры и геометрии в увлекательное шоу превращает. Если честно, шоу у нас обычно на уроках истории бывает, но корреспонденту об этом мы говорить не стали. Елену Андреевну в прошлом году даже хотели выдвинуть на звание заслуженного учителя. Хотели ее, а выдвинули директора, хоть та давно дорогу в класс даже с компасом не найдет. Все думают, что мы тупые и ничего не замечаем, а мы лучше всех знаем, чем школа живет. Звонок еще звенел, когда я вбежал в класс, и, привычно двинув Кольке по шее, сажусь за свою парту. Колька полез было, дать сдачи, но Елена уже сидит за своим столом и строгим взглядом осадив нас, начинает перекличку. Я снимаю куртку и бережно вешаю на спинку стула. Вот задача — и на химии сорок пять минут, и на истории, и на алгебре. Только почему-то на истории и на химии они тянутся по десять часов, а на алгебре пролетает мгновенно. У нас сегодня — модульные неравенства. Их я щелкаю, как семечки, одно удовольствие.

На большой перемене, надев куртку, мчусь к учительской, чтобы выяснить, в каком кабинете урок у Иры. Через секунду я уже на третьем этаже, начинаю вертеться перед ее классом. Она появляется вскоре со своими подружками и, скользнув взглядом мимо меня, проплывает в кабинет: стройная, неприступная, с длинными красивыми ножками. Словом, классная. Таких у нас в школе больше нет, она настоящая русская красавица. Как сказал русский поэт, посмотрит — рублем одарит… У нее в уголке рта остались крошки, и кто-то из девчонок ей это подсказал, она провела кончиком языка по губам, это тоже было классно, я почувствовал возбуждение. Ира скрылась за дверями, а я еще долго сверлю их глазами, как будто можно незаметно проскользнуть тенью в класс, к ней за парту. Однажды мы у Федьки смотрели порнуху, там точно такая же красотка была. Что она вытворяла с мужиком… Брюки мне, явно, стали тесными. Черт, а ведь Ира даже не взглянула на меня. И куртка не помогла… Ладно, где наша не пропадала. Еще не вечер… Она еще пожалеет, что не обращала на меня внимание. Вот стану таким же, как Учитель.

Мимо пробегает какой-то первоклашка с ранцем большим, чем он сам, чернявый, кучерявый, с носом, которым уже сейчас можно толкать паровоз. Увесистый пинок под задницу надолго отобьет у него охоту вертеться под ногами. Пусть валит в свой Чуркестан и бегает там, сколько ему влезет. Ишь, разбегался. От удара кучерявый шлепается об стенку, оглашая школу пронзительным визгом. Тут же с воплями подлетает завуч.

— Иванов, как не стыдно маленьких обижать! До чего дошел, первоклассника избил. Я сегодня же твоего классного руководителя в известность поставлю, — она так верещала, что у меня заложило в ушах. — И чтобы завтра мать в школе была, у Майи Михайловны!

Направляясь к себе в класс, с досады наношу удар-буравчик по стенке, как учит Никита. А косточки на изгибах у меня уже будь здоров. Скоро стенку смогу пробить! И откуда только взялся этот шмакодявка? Нет, вы посмотрите, есть в этом мире справедливость? Я же его слегка «погладил», а он воплями всю школу на ноги поднял. В следующий раз отколошмачу так, что ему небо с овчинку покажется. Во всяком случае, мне обидно не будет. Правда, я его не запомнил — эти черномазые все на одно лицо для меня, а их у нас в школе немало, но я его по ранцу найду, он у него кожаный, с логотипом фирменным. Чем же его пахан занимается, что может сынку такую дорогую сумку купить?

Майя, наш классный руковод, редкостная грымза. Как начнет мать грузить, так у той на всю неделю мигрень разыграется. И все из-за этого маленького чернявого ублюдка. Свою задачу воспитателя классный руковод видит в том, чтобы убедить маму, что ей чертовски не повезло с сыном. Пройдет пару лет, и на него вообще никакой управы не найдется. Надо бы выстроить для таких случаев защитную систему, пока классный руководитель популярно разъясняет мне, что я тупица, дебил, урод, любимым занятием которого является пить учительскую кровь. Выпьешь у нее кровь, как же. Она у нас физику ведет: черта с два сдашь контрольную, если не заплатишь триста рублей. А еще надо платить за оценку в четверти. А я не плачу, у меня таких денег просто нет. У мамки брать, тоже не хочется. От всего этого ее любовь ко мне, разумеется, только крепчает.

Все закончилось тем, что вечером она позвонила домой и вызвала мать в школу, уродина несчастная: «В связи с недостойным поведением вашего сына». А по мне — я поступил как раз вполне достойно. Как настоящий русский. Ненавижу эту школу со всеми ее учителями и разъяснительными беседами. Делай это, не делай то — уж скорей бы закончился этот маразм.

Еще через пару дней после уроков я демонстративно направляюсь в парикмахерскую, что напротив школы и выхожу оттуда с выбритой, сверкающий, как бильярдный шар, головой. Давно надо было избавиться от этой дурацкой рыжей копны. В клубе Никита, одобрительно проведя рукой по моей голове, замечает, что он уже собирался сделать замечание по поводу отросших волос. Так что у меня есть основания быть довольным собой.

* * *

Сегодня у нас занятия по джиу-джитсу. Кажется, я ждал этого часа миллион лет. На мне кимоно, торжественно врученное тренером перед занятием, я все норовлю краем глаза разглядеть себя в зеркале. Мы проходим в зал и начинаем раскладывать татами. Потом нас разводят парами. Обмен поклонами, отработка приемов. Недаром джиу-джитсу переводится с японского как мягкое искусство. Никита одобрительно подстегивает меня: поддаться, чтобы победить — вот девиз джиу-джитсу. Сила противника должна быть обращена против него, учит нас Никита, нельзя сопротивляться ей, нужно направить силу врага в нужную сторону и она сломает его. Не пытаться победить силу силой, а победить силу умом — вот моя главная задача. Все это я пытаюсь претворить в схватке с Вадимом. Учитель должен быть доволен мной. Хлюпику он бы куртку дарить не стал и слабаку тоже, думаю я, сплевывая кровь из разбитой губы, и ощупывая языком зуб. Зуб вроде цел, и я вновь бросаюсь на соперника — Вадьку…

Вообще, я чувствую повышенное внимание со стороны ребят. Многие сочли нужным как бы на равных поздороваться со мной, даже те, кто намного старше, члены клуба со стажем. То ли Федька растрепался всем про куртку, то ли ребята сами каким-то образом догадались. Как бы там не было, я чувствую себя в центре внимания. Это мой звездный час. Жаль только вот, что дома опять траурное настроение. Мамка вернулась из школы расстроенная. Я знал, что так и будет, и поэтому постарался прийти домой пораньше. При виде дорого сына, бритого наголо, с разбитыми губами, но сияющего как ясное солнышко, она сползает на стуле и беззвучно плачет: