Искушение Эльминстера - Эд Гринвуд

и вырасти, чтобы служить ей так, как ты ей будешь нужен в грядущие столетия.

— Столетия? — пробормотал Эльминстер и внезапно обнаружил, что ему очень срочно нужно содержимое своего кубка. — Наблюдает за мной?

Азут улыбнулся.

—  Нескромности с очаровательными дамами и все такое. Отбрось все мысли об этом в сторону — развлечение, которое ты обеспечиваешь, просто будучи собой, нужно ей больше, чем кто-то, разбивающий лоб, чтобы произвести на нее впечатление. А теперь прислушайся к моим словам, Эльминстер Омар. Ты должен учиться и расти, используя как можно меньше магии в предстоящем году. Используй то, что необходимо, и не более того. Эльминстер фыркнул над своим кубком, открыл рот, чтобы возразить, и встретил добрый, понимающий, почти насмешливый взгляд Азута. Он глубоко вздохнул, улыбнулся и откинулся назад, ничего не сказав. Азут улыбнулся на это и добавил:

— Более того, ты не должен вступать в какой-либо преднамеренный контакт со своим собственным любимым проектом, Арфистами, пока Мистра не скажет иначе. Они должны научиться работать и думать самостоятельно, а не вечно оглядываться через плечо в поисках похвалы и руководства от Эльминстера.

Настала очередь Эльминстера печально улыбнуться.

— Тяжелые уроки самостоятельных достижений и уверенности в себе для всех нас, а? — отважился он.

— Именно,  — согласился Повелитель Заклинаний. — Что касается меня, я некоторое время буду учиться направлять и советовать магам всего Торила без Мистры, к которой можно было бы обратиться.

— Она... «уходит»? — Тон Эла ясно давал понять, что он не верит, что богиня действительно может отказаться от контакта со своим миром, своими поклонниками и своей работой.

Улыбка Азута стала шире.

— Перед ней стоит неизбежная задача, —  сказал он, — которую она не смеет откладывать дольше. Непредвиденные обстоятельства, которые должны быть определены и упорядочены для блага и стабильности Плетения. Никто из нас не может услышать ее или увидеть какое-либо проявление ее присутствия или сил в течение некоторого времени в будущем.

— «Не смеет»? Служит ли Мистра приказам чего-то высшего, или ты говоришь о том, чего требует Плетение?

— Плетение по самой своей природе предъявляет постоянные требования к тем, кто настроен на него и действительно заботится о нем... и природе всей жизни и стабильности в этом мире, в котором оно властвует. Это удовольствие и ремесло, и что-то вроде игры — предвосхищать потребности Плетения, удовлетворять эти потребности и делать Плетение чем-то большим, чем оно было, когда ты его нашёл.

— Я не верю, что вы до конца раскрыли природу «неизбежной задачи» Леди, или кому — если вообще — она отвечает и подчиняется, — сказал Эльминстер, улыбаясь в ответ.

Улыбка Азута стала шире.

— И я не верю, —тихо ответил он с веселыми огоньками глазах и поднес свой кубок к губам. Эльминстер обнаружил, что мягко опускается, и его подхватывают, чтобы он снова мог встать на каменистую землю, приземлившись легко, как перышко, опускающееся на бархат. Однажды, давным-давно, в Хастарле молодой вор Эльминстер провел несколько минут, наблюдая, как клочок голубиного пуха медленно опускается на подушку... И он все еще считал, что эти минуты были потрачены не зря. Азут тоже стоял, не достигая земли босыми ногами примерно дюйм. Казалось, их беседе пришел конец. Хотя он даже не взглянул на разъяренных демонов, они внезапно разлетелись во все стороны, окутанные белым пламенем, пожиравшим их тела в напряженной тишине. Осада Высоты, казалось, подошла к концу. Высокий не сделал ни шага вперед, но внезапно оказался ближе к Эльминстеру.

— Мы можем не отвечать, но взывай к нам. Не ищи нас, но имей веру. Мы действительно видим тебя.

Он протянул руку; Эльминстер удивленно протянул свою.

Рука бога казалась мужской... Теплой и твердой, с крепкой хваткой. Мгновение спустя Эльминстер взревел — или попытался это сделать: дыхание вышибло из его легких. Серебряный огонь бушевал в нем, пронизанный особенно яркой темно-синей полосой, которая, должно быть, была сущностью или подписью самого Азута. Эл ясно увидел это, когда струи пламени вырвались из его собственного носа, рта и ушей. Оно пронизывало его, сжигая все, что находило, терзая его в спазмах предельной агонии. Органы были уничтожены, кровь полыхала, а кожа лопалась, когда плоть под ней кипела... Заплывшими глазами Эльминстер увидел, как Азут превратился в вертикальное веретено пламени — веретено, которое, казалось, каким-то образом пристально наблюдало за ним. Оно подлетело ближе и пробормотало (несмотря на отсутствие рта, который Эль мог видеть):

— Огонь очищает и исцеляет. Пробудись сильнее, самый драгоценный из людей.

Веретено закружилось ближе, касаясь нимба магического огня вокруг Эльминстера, подпитываемого серебряными струями, все еще извергающимися из него, и мир внезапно с ревом взмыл вверх, закружив Эльминстера в экстазе, разрывая на темные капли, низвергнутые в петляющую реку золота... золота, слишком яркого, чтобы смотреть на него, затмевающего солнце. Последний принц Аталантара лежал, растянувшись на камнях без чувств. Вокруг него бушевало серебряное пламя, а рядом плавали два кубка, и между ними кружилось веретено пламени. Пламя коснулось кубка, который держал Эльминстер, он немного подпрыгнул и исчез в огне, извергнув жирные золотые искры несколько мгновений спустя. Затем веретено пламени коснулось огня, бушевавшего вокруг Эльминстера. Тот впитался в него, и усиленное, возвышающееся пламя Азута рухнуло с ревом, который потряс всю Высоту Халиды, омыв Эльминстера, который содрогнулся, но не проснулся, а затем собралось. С извилистой грацией и внезапной неторопливостью пламя поднялось столбом и потекло вверх по краю плавающего кубка Азута в дымящееся там вино. Язык за языком ревущего пламени следовал за ним, исчезая в жидкости. В конце концов, все, что осталось, был тот кубок. Струйки вина поднимались от его наполненного до краев содержимого как дым, взметнувшийся на ветру.

Он был первым, что Эльминстер увидел — и осушил — на следующее утро.

Кубок исчез в воздухе во время последнего глотка, ничего не оставив после себя. Эльминстер улыбнулся туда, где он был, встал и покинул Высоту с легким сердцем и телом, которое снова почувствовало себя новым и молодым. Он остановился у первой попавшейся неподвижной лужи воды, чтобы посмотреть вниз, на свое отражение, и убедиться, что оно принадлежит ему. Так оно и было, ястребиный нос и все такое. Он скорчил гримасу своему отражению, и оно сделало то лицо, которое должно было сделать ему в ответ. Спасибо, Мистра. 

ГЛАВА