Город Солнца. Сердце мглы - Евгений Рудашевский

В последние дни Аню, Диму и Екатерину Васильевну почти не охраняли. Раньше им шагу не давали сделать без сопровождения, разве что в туалет не отводили под ручку и не помогали портки снимать, а теперь над ними никто не висит. Оно и понятно. Куда им бежать? Вот Максим и придумал полюбоваться матерью и друзьями вблизи. Не пришёл посоветоваться, ни о чём не спросил – просто заявил, что обгонит экспедицию и затаится над ними в ветвях.

– Пойду один. Если со мной что-то случится, возвращайтесь с Лучо домой.

Пойду один… Удумал. А платить кто будет? Нет, деньги, обещанные за сопровождение, Шустов-младший отдал заранее, но чаевые никто не отменял. В итоге на разведку отправились втроём. Вышли ночью. Нарочно петляли, стараясь идти по затопленным местам. Дожди пока прекратились, но воды в лесу оставалось предостаточно. Вода хорошо скрадывала следы. Проклятущим агуаруна дай повод, они тебя в два счёта отыщут по самому неприметному отпечатку. Сапоги перед выходом замотали банановыми листьями, чтобы спрятать рисунок подошв. Сами обмазались илом и грязью, а рюкзаки, ружьё и прочие вещи, кроме гамаков, закопали во временный схрон.

Марден наметил возможное направление экспедиции. Знал, где пойдут агуаруна. Когда с тобой лодки и мулы, выбираешь путь попроще. Правда, два мула у Скоробогатова подохли. Неудивительно. Скотина, конечно, крепкая – не то что лошади. Болеют реже и жрут что дают. Не ерепенятся, когда клещи обсосут им ноздри и глаза. Но в джунглях любая скотина, упряжная и вьючная, истощается. Измученная ночными вампирами и слишком грубой травой, в конце концов помирает.

Первого мула у Скоробогатова два дня назад укусила гремучка. Что случилось со вторым, Марден не понял. Обоих мулов индейцы благополучно завялили. Запасов, конечно, прибавилось, но в остальном носильщикам пришлось невесело. Шли они медленнее, остановки делали чаще. На стоянках кандоши собачились с агуаруна, а вместе они грызлись с метисами. Станешь тут нервным, когда тебе в лагерь подбрасывают окровавленное чучело ленивца, а потом прячут на твоём пути новые ловушки, на этот раз более скрытные. Одному из носильщиков прилетело зазубренными колышками по ногам: наступил на растяжку и получил хлёсткий удар под самые сухожилия. Правда, отделался царапинами. О ведьме и говорить нечего. Рядом с ней нервничали даже агуаруна. История повторялась. Мардену пока не удалось рассмотреть старуху, однако он не сомневался, что ведьма та же. Скоробогатов, как и Шустов, не стал её прогонять. Молча смирился с присутствием дикарки.

Позавчера, заприметив старую ведьму, Марден заявил Максиму, что пойдёт с ним не дальше того места, где три года назад оставил его отца. Вот почему Макс решил карабкаться на дерево – торопился, искал возможность скорее вызволить пленников. Но Марден не удивился бы, узнав, что парень разрывается между желанием героически спасти близких – лихо влететь в лагерь под улюлюканье шерстистых обезьян – и желанием, опередив Скоробогатова, самому добраться до Города Солнца.

Парень в Икитосе мозг вынес разговорами о возрождённом Эдеме. Стоило заглянуть к нему, чтобы поставить очередной укол и сменить повязку, как начиналась пытка с рассказами о правителе мира мёртвых Ямарадже, о спустивших состояние Затрапезном и дель Кампо, о художнике Берге, похороненном задолго до подлинной смерти и рисовавшем двойные картины. Марден поначалу решил, что Шустов-младший бредит, а потом сообразил, что парень пытается его соблазнить.

– Загадки, шифры… – Максим не давал Мардену выйти из дома. – Если бы отец сразу открыл мне всю историю целиком, я бы отдал и письма, и тетради людям Скоробогатова. Отец догадывался, что в Перу ни меня, ни маму так просто не вытянуть. Вот и пустил нас по путаной тропке через полмира, то и дело подкармливая новыми сведениями. Разыграл спектакль. Собрал декорации, распределил роли. Я одного не понимаю: зачем? Он расшифровал дневник Затрапезного, нашёл в его переплёте карту, за которой охотился много лет, наконец отправился на поиски возрождённого Эдема… Но зачем вести нас за собой?!

Марден отплёвывался. Брехня. Его заинтересовал лишь рассказ о тенях, преследовавших рабов с плантации дель Кампо, а затем нагнавших страху на Исабель. «Погибли они не от тропических болезней или укусов змей, а по воле разъярённого бога, не пожелавшего их отпустить и пославшего в след за ними тени своего гнева». «Просто шла вперёд, а потом всё изменилось. Тени всегда были рядом. Они меня видели, но не тронули». Сюда можно добавить картину Вердехо, одного из соляриев. Беглый художник якобы изобразил безголовых индейцев с разъярённым лицом на груди. В последние дни Марден часто вспоминал об этой чертовщине. В очередной раз убедился, что, отказавшись до конца сопровождать Шустова-старшего, поступил правильно.

– Идут, – прошептал Лучо.

– Ну так и молчи, раз идут, мелкий недоумок…

Из-за деревьев, обвитых паразитными корнями фикуса, появился следопыт агуаруна. Потом потянулись остальные. Послышались окрики погонщиков и приглушённый гомон разговоров. Старухи не видать. Значит, как и в прошлый раз, ведьма жила по своей воле: то плелась с остальными, то пропадала в чащобе.

Марден, Лучо и Максим висели в гамаках. Ткань снаружи облепили ветками и лапчатыми листьями, а крепёжные концы стянули. Получился и не гамак, а настоящий кокон – вроде тех, что на шёлковой нити вывешивают ночные бабочки. Выглядывали в щель между притянутыми друг к другу краями ткани. Сидели подобрав колени под самый подбородок, отчего быстро затекли ноги, но любое другое расположение на дереве было бы опасным: и агуаруна заметят, и всякая пакость не даст покоя, будет лезть во все прикрытые и неприкрытые отверстия.

Марден провожал взглядом каждого члена экспедиции. Ничего исключительного не разглядел. Сам Скоробогатов шёл твёрдо, усталости не выказывал. Его сопровождение не отставало. По-настоящему дохлыми смотрелись только толстяк Покачалов и Дима. За ними брели Аня, мальчишка индеец из агуаруна и девчонка с татуировкой колибри, Марден забыл, как её зовут. Следом появились днища перевёрнутых лодок и изнывавшие под тяжестью тюков мулы. Вот и Екатерина Васильевна. На вчерашней стоянке опять положила записку. Марден запретил Лучо туда ходить – побоялся, что агуаруна, раззадоренные ловушками и появлением ведьмы, не преминут наведаться в старый лагерь и вообще с удвоенным вниманием начнут рыскать по округе. В итоге записку отправился искать Максим. Нашёл или нет, не сказал. Идея посадить парня на цепь уже не казалась Мардену столь изощрённой – надо полагать, довёл человека.

– Ушли, – прошептал Лучо.

– Вот и не кукуй, – огрызнулся Марден. – Сиди тихо.

– Сижу.

Неподалёку взревела обезьяна-ревун. Голос у неё, как долгая громогласная отрыжка. А туристы обычно трясутся – думают, ягуара услышали. Вот и Максим пусть себе трясётся. Марден вчера признался ему, что видел следы ягуара возле их бивака. Зверь по ночам крутился рядом, на глаза не показывался. Не хватало под конец столкнуться с ним мордой к морде.

Одинокий рёв не прекращался, пока небо не ответило ему громовым перекатом. Ещё мгновение стояла привычная для джунглей тишина из переплетённого духотой клёкота, стрекота, жужжания, свиста и заунывных перекличек, а следом хлынуло во все открытые заслонки – даже в унитаз вода не мчится с такой прытью. Ветви дерева, а с ними гамаки дрогнули. В грохоте Марден первым выбрался из кокона, затем помог Лучо. Когда же он раздвинул кромки гамака, в котором прятался Максим, ему навстречу рванул птицеед. Марден, позабыв осторожность, выругался в голос. Птицеед, конечно, не древолаз, но приятного мало. Парень молодец. Терпел соседство с пауком, не пикал. Марден посмотрел на него с молчаливым одобрением и вынужденно признал: шустовская порода в нём чувствуется.