Как я съел асфальт - Алексей Швецов

А потом он заснул. Точнее, не заснул, а впал в какое-то зябкое забытье. Снились ему люди, которых он давно не видел и уже успел забыть. А еще грезились разные эпизоды прожитой жизни. Саше приснилось, как он играл на маракасах на том самом концерте. Играл и раскрывал рот у микрофона. А изо рта вместо слов вылетали большие черные птицы. Вылетали и тут же падали к ногам безобразными черными кляксами.

А еще ему приснилось, как еще учеником восьмого класса он собирался на первомайскую демонстрацию, точнее, не собирался, но им пригрозили снижением оценок, если они не явятся на мероприятие. Тогда он вместе с двумя друзьями нарисовал плакат. На плакате была изображена разломанная бомба. Под бомбой большими, даже огромными буквами было написано: «Peace – ДА!» Тогда классная руководительница похвалила ребят за инициативу, поскольку плакат был политически выдержанным. А ребята умирали со смеху. Если читать звуки слов – сначала английские, а потом русские, – то получалось нехорошее слово. Друзей это жутко забавляло. Их даже показали потом по телевизору с этим плакатом. А теперь Саше приснился этот плакат, и ему стало стыдно.

Проснулся Саша совершенно разбитым и не выспавшимся. Ему даже показалось, что он заболел. Не почувствовал, а именно показалось. Он проснулся и не почувствовал тела. Скорее всего, проснулась одна голова, когда все тело еще спало. А в голове был Саша. Он открыл глаз, один глаз, и стал слышать.

А еще все ему казалось чужим. Квартира, где он жил последние лет пять, была его, но определенно казалась чужой. «Наверное, Олин поступок все перечеркнул», – подумал он тогда и начал думать мысли.

Привычных звуков оживающего дома он не услышал. Аллы не было, как не было и детей. Саша подумал, что жена встала раньше и уже увезла детей в школу, а его будить не захотела.

Саша поднялся, сменил измятый костюм и засобирался на работу. А когда он выходил из дому, на сотовый позвонил Геша. Он опять начал благодарить Сашу. Но Саша его прервал. А Геша сказал, что поедет к отцу в Тамбовскую область.

– Не могу я эту новость по телефону ему сообщить, – объяснял Геша. – Я должен в этот момент находиться рядом с ним. Я глаза его видеть должен.

– Ты после вчерашнего отошел? – заботливо поинтересовался Саша.

– Не беспокойся, – ответил Геша, – все нормально. Я вообще Машу хочу попросить, чтобы она за руль села.

– Правильно, – похвалил Саша. – Это очень хорошая и правильная идея.

А про себя он подумал, что идея и впрямь замечательная, если только Маша втиснется за руль. Последнее время Маша заметно располнела.

Саша прошествовал в свой кабинет и мягко опустился в удобное кресло. И сегодня он пришел первым. Никого еще не было. Точнее, был один Саша, а другого никого не было. Еще не пришли.

На большом столе призывно блестела глянцевая обложка «Рубашки». Но Саша отвел взгляд от притягивающей внимание книги. Глаз лег на фотографии, плотно облепившие стены. Прямоугольник света из окна выделил группу его любимых фотокарточек. Вот он, Саша, стоит в элегантном плаще возле туалета, из которого выходит и одергивает юбку известная певица. Вот он на фоне кирпичной кладки туалета трассы Нижневалуйск – Огреховск. Большой туалет на фото заполняет собой весь кадр как грозное напоминание о делах насущных. В центре, на самом почетном месте, синяя табличка «М» и «Ж» – дубликат первой «мемориальной доски», установленной на туалете в Подмосковье у торгового центра «Руслан и русалочка».

Еще на его столе стоял макет туалета. Саша очень гордился этой уменьшенной копией придорожного сортира. Когда-то он сам его спроектировал, и ему его изготовили. При этом туалет сделали очень точно, почти как настоящий. Маленькие кирпичики и настоящий цемент образовывали стенки уборной. Миниатюрные буковки «М» и «Ж» манили, звали окунуться в уютный круг тех, кому приспичило. Специальный коричневый гель, картинными кусочками наваленный у входов, издавал присущий подобным заведениям запах. Впрочем, от такого натурализма пришлось отказаться. Дело в том, что Саша впоследствии часто заказывал подобные макеты и раздаривал их друзьям и знакомым. Некоторые привередливые барышни отказывались принимать подарки с естественным ароматом. Теперь Саша ограничивался цветным гелем без запаха.

Миниатюрные туалеты всем очень нравились, а Саша прямо-таки гордился своей остроумной выдумкой. Туалеты были красивые и символичные.

Взгляд снова лег на «Рубашку». Саша почти решился бросить ее в мусор, но сдержался. Сдержался, потому что эту книгу дала ему Оля. Надо было как-то пересилить себя и «добить» ее до конца.

Саша снова отчетливо почувствовал, точнее, ощутил, что что-то важное ушло из его жизни. Очень важное. И оно ушло, его больше не было. В кабинете не хватало какой-то необходимой составляющей. Тревожное чувство утраты чего-то важного не давало ему возможности сосредоточиться на ощущениях. Мысль, которую Саша силился обдумать, то и дело ускользала и не поддавалась осмыслению.

А еще Саша думал, что и кабинет и квартира его остались прежними. Только все это казалось отрезанным от внешнего мира, каким-то автономным и отрезанным. Но в целом ничего не поменялось. Изменился сам Саша. Но в чем состояло это изменение, он пока не смог уловить и четко понять и даже осознать. Даже плащ, его элегантный плащ, казался чужим и неважным.

И все же Саша уловил, точнее, почувствовал на тонком, ранее неведомом ему уровне, что изменения эти связаны с тем, что сделала Оля. Саша осознавал, что, пойми он мотивы ее действий, как-то все образуется и станет на свои места. А Оля делала странные поступки. Но она прежде всего женщина, а понять женщину далеко не просто. Очень часто женщины не вписывались ни в одну стройную систему психологии, даже в кропотливо выстроенную годами самим Сашей.

Как-то недавно Саша познакомился с девушкой, вернее, с молодой женщиной. С женщиной, которая перевернула Сашины представления о женщинах. Не вообще перевернула, но некоторые оценки, которые он давал на основании походки, точно изменила. Точнее, дала понять, что, как и в каждой стройной системе, существуют свои исключения из правил.

Очень давно Саша вычитал, что впечатление, которое складывается о человеке в первые сорок – сорок пять секунд, как только вы его увидели, – это наиболее правильная оценка, которая в последующем может лишь слегка корректироваться и незначительно дополняться. Но именно первый взгляд и ощущения от этого человека являются объективными и точными. Первое впечатление – самое важное. Это нечто неосознанное. И даже на уровне инстинкта. Это на уровне животного инстинкта, забитого в нас самой матушкой-природой. Животное, столкнувшись с другим животным, за долю секунды должно оценить его и понять. Понять, съедобно ли оно, ядовито ли, опасно или безвредно. Так же и человек. Он уже не животное, точнее, не совсем животное, но это звериное чутье сохранилось в нем от наших предков и работает до сих пор. Поэтому так важно произвести именно первое впечатление.

Тогда Саша увидел ее в каком-то министерстве. Деловой, неприступный вид женщины обратил на себя его внимание. Он успел только понять, что у него сложились самые приятные впечатления о ней. Женщина же никак не показала, что Саша хоть сколько-нибудь заинтересовал ее. Сугубо деловой тон заставил сердце Саши дрогнуть. Он ощутил беспокойство. Именно беспокойство, как Саша сам называл то волнение, что случалось всякий раз, как только он чувствовал влюбленность.