Вынужденный брак - Триш Мори

Подняв руку, он призвал ее к молчанию.

— Нам просто надо создать впечатление нормальной семьи. Хотя бы до рождения ребенка ты можешь потерпеть?

Семья. Давным-давно Элен считала себя принадлежащей к семье, пока отец не разбил ее иллюзии вдребезги. Тогда она поняла, что вовсе не часть семьи, а нечто, относящееся к наличному капиталу, товару, выставленному в витрине с целью привлечь самого платежеспособного покупателя.

— Зачем нам изображать семью?

— Моя мать стареет. Хочет видеть меня женатым и остепенившимся. Хочет еще внуков. Теперь я смогу предложить ей одного, но радость ее будет несравненно больше, если она будет считать, будто я женился.

— А потом?

Вот он — момент истины. Не станет же он предлагать ей бросить новорожденного и вернуться в Париж?

— Мама будет огорчена недолговечностью нашего брака. Зато у нее останется возможность возиться с внуком. Боль скоро пройдет.

Сердце Элен подпрыгнуло к горлу. А как насчет ее боли? Паоло опять и опять отвергает ее. Сколько можно терпеть? Словно недостаточно свадебной ночи и его безумного визита с требованиями скорее подписать бумаги. Теперь он снова собирается вышвырнуть ее вон, вышвырнуть после рождения ребенка.

— А когда я смогу видеться со своим ребенком?

— Мы определим право на посещение, как у других разведенных пар.

— Но опекунство ты оставишь за собой.

Он пожал плечами.

— Конечно. Кроме того, ребенок только помешает твоей карьере.

— Звучит, словно я собираюсь пренебречь своим ребенком, а ведь ты тоже будешь работать.

— Но ты одна. Кто присмотрит за ребенком, пока ты на работе?

— Существуют детские сады, няни…

— Я не позволю посторонним сидеть с моим ребенком! Во время моих отъездов в Милане у него будет семья, моя мать, его двоюродные братья и сестры. Разве ты не видишь, что для него так лучше?

— Неширокий выбор ты мне предоставляешь.

— Вообще никакого. Мой вариант оптимален для всех нас. Двенадцать лет я мирился с фиктивным браком. Теперь прошу тебя о малой толике того же. Шесть месяцев по сравнению с двенадцатью годами — разве я прошу о многом?

Паоло спланировал перелет Элен, выезд из квартиры, после прибытия в Милан немедленно отвел ее к врачу. Позволил ей разве что собрать личные вещи.

Подняв стопку книг, Элен уставилась в окно.

Он позаботился обо всем, включая оформление долгосрочного отпуска за свой счет на ее работе.

Через два дня они уедут в Милан, где ей придется жить на вилле Манчини, притворяясь женой Паоло. Настоящей, а не на бумаге.

Она не была уверена, что справится. Ей казалось, что он даже не нравится ей больше. Человек, постучавшийся ночью в дверь ее квартиры, исчез, уступив место злому незнакомцу, винившему ее за все, что пошло не так в его жизни, начиная от потери Сапфир и заканчивая незапланированной беременностью.

Возможно, так и есть, а шесть месяцев существования рядом с Паоло станут ее наказанием.

Вернувшись в спальню, Элен начала доставать из комода хранившиеся там украшения. И тут нашла кольцо, данное ей Паоло в день свадьбы. Его кольцо с печаткой.

Она примерила кольцо, и оно скользнуло вниз, до самого основания пальца. Элен улыбнулась. Кольцо всегда было ей велико. Оба они думали тогда лишь о том, как укрыться от семьи Элен, беспокоиться о кольцах никому не пришло в голову.

Когда во время краткой церемонии у них попросили кольцо, Паоло слегка замешкался, а потом снял свою печатку и надел ей на палец.

После свадьбы Элен хотела вернуть кольцо, но он не взял. Иногда она надевала его на большой палец, а ночью спала с ним. Но однажды, испугавшись, что оно потеряется, спрятала в коробочку для украшений.

Вздохнув, она сняла кольцо с пальца и вернула в коробку. Оно принадлежало к другим временам, когда Паоло был ее рыцарем на белом коне. А сейчас он требует расплаты. И из спасителя превратился в орудие возмездия.

В замке повернулся ключ, и она стиснула зубы. Уинстон организовал ключ для Паоло, не усомнившись, что она не будет возражать. Хотя почему ему так не решить? Насколько ей известно, никто еще не осмеливался противоречить мистеру Паоло Манчини.

Вот он уже на пороге, великий и ужасный.

— Было бы лучше, если бы ты так не делал, — сказала она, кладя маленькую коробочку в кучу вещей, которые надо взять с собой.

— Что?

— Не входил так. Надо стучаться.

— А вдруг с тобой что-то случилось? — Он заглянул в ее гардероб. — Тебе еще много осталось.

— Я скоро.

— Нет, я попрошу кого-нибудь.

Не слушая ее возражений, он снял трубку и обычным командным голосом стал отдавать приказания. Гнев Элен начинал разрастаться.

— Какое у тебя право вмешиваться в мою жизнь?

— Ты слишком копаешься, а нам нужно кое-куда сходить. Прямо сейчас.

— Куда?

— Увидишь. Не забудь пальто. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Отмахнувшись от него, она направилась к двери, по дороге взяв сумочку. Сегодня ей уже пришлось выходить, и брюки и кофточка с рукавами по локоть вполне отвечали требованиям погоды.

— Это лишнее. Сегодня прекрасный день, и…

— Надень пальто!

Элен сжала губы. И как она могла вообразить, что влюблена в него? Мечтать о нем с той ночи в Париже? Он высосал всю радость от предвкушения рождения ребенка, а теперь взялся за ее собственную жизнь.

— Куда мы? — спросила она, усевшись в подозванное Уинстоном такси.

— Не очень далеко.

С Пятьдесят девятой улицы они свернули налево, мимо ларьков, выстроившихся вдоль стены Центрального парка, на Пятую авеню и остановились.

— Приехали? — удивилась она. — Могли бы дойти пешком.

— Я не хочу, чтобы ты рисковала понапрасну, — буркнул он, расплачиваясь с шофером.

— Короткую прогулку трудно отнести к рискованным мероприятиям.

Но Паоло уже тащил ее к внушительному зданию, где располагался шикарный ювелирный магазин.

— Что нам тут надо?

— Ты должна выглядеть замужней. Мама этого ждет.

— Я не пойду, — уперлась Элен. — Неужели ты думаешь, что золотой ободок на пальце чудесным образом превратит нас в любящую пару?

Он лишь презрительно фыркнул.

Может, ему того и надо? Терпеливый муж, раздражительная жена. Как наяву она услышала его жалобы на судьбу — неудивительно, что брак оказался недолгим!

Их, видимо, ожидали. Консультант провела их в комнату, где, казалось, все сокровища мира предстали перед ними.