Серый ферзь. Рыцарь из ниоткуда - Александр Бушков

А в общем, пропавшего толком и не искали – на одной шестойчасти суши закручивались такие дела, что остальные пять частей пребывали впаническом обалдении, и где уж тут помнить о каком-то майоре, пусть дажекавалере парочки экзотических орденов…

Сначала была боль – обжигающая, пронизывающая, залившая телоот корней волос до ногтей на пальцах ног. Боль стала столь невыносимой, чтовдруг исчезла, оставив тело в полной одеревенелости, и Сварог, оцепеневший,скорченный, увидел, как сквозь окружающий мрак проступают смутно-голубые исмутно-алые линии, наливаются красками, становятся ярко-синими и ярко-алыми,продлеваются, простираются в беспредельность, выгибаются, закручиваются вспирали, синусоиды и кривые, и все это – лишь крохотная часть заполнившегонеобозримую Вселенную необозримого переплетения.

Он попробовал закричать, но не смог зачерпнуть и глоткавоздуха. Правда, и удушья он не ощущал. Тело просто-напросто стало камнем, вкотором жило только сознание. Одного он не мог понять: это его несет вдольразноцветных линий (к синим и алым незаметно добавились зеленые и фиолетовые),кружа и вращая, – или он висит неподвижно посреди этой загадочнойнеобозримости, а разноцветные линии водят во-круг затейливые хороводы? Как бытам ни обстояло, головокружения он не ощущал. Но что он вообще ощущал? Что этоне может быть сном, что он прекрасно помнит все предшествующее… И только.

Следовало бы испугаться, но этот то ли полет, то ли висеньепосреди кружащейся разноцветной паутины тянулись так долго, что Сварог, как ниудивительно, не испугался, а заскучал. Он долго ругался, но истощил изобретательностьи все старые запасы, пробовал читать стихи, но исчерпал боезапас еще быстрее,потому что ругаться гораздо проще, нежели вспоминать стихи. Принялся мысленноразбирать – в строгой последовательности и до последнего винтика – сначала«макаров», потом «манурин» МР-73 «Комбат», но запутался в винтиках, плюнулмысленно…

Мысленно?! Нет, самым натуральным образом. Губышевельнулись, с языка сорвалась слюна и канула во мрак ртутно сверкнувшимкомочком. Сварог осторожно вздохнул. Дышалось. Теперь можно было и кричать, воттолько зачем? Он протянул руку, попытался коснуться оранжевой (уже появились итакие) линии.

Руку плавно отвело в сторону. Линии вокруг стали шире,напоминали ленты, и с них срывались искры того же цвета, словно высекаемыеневидимым ветром, угасали в черноте, и это прибавляло уверенности, что движутсявсе же линии, а сам Сварог висит неподвижно.

Насколько он помнил, Бог в такой ситуации воскликнул: «Дабудет свет!» Однако Сварог чувствовал, что эпигонство здесь неуместно – навсякий случай стоит воздержаться, – а из исторических афоризмов годитсялишь краткий и энергичный, изреченный наполеоновскими гвардейцами при Ватерлоо.

Тут его начало кружить, словно насаженного на булавку жука –вокруг булавки, то по часовой стрелке, то против, то вовсе уж небывалымивиражами, и стало ясно, что движется все-таки он. Линии стягивались всужавшуюся воронку с радужными стенами, где темноты убавилось настолько, чтоона сама стала лишь узенькими угольно-черными лентами, и в эту воронкузасасывало Сварога.

И втянуло головой вперед. Показалось даже, будто воронкаявственно булькнула, цинично и торжествующе. И дальше его несло сквозьсеро-белесоватую мглу, кувыркая, швыряя и подбрасывая, тыкая под ребра – точем-то тупым и твердым, то чем-то мягким, упруго поддававшимся, а вокругмелькали цветные пятна и смазанные силуэты то ли предметов, то ли живыхсуществ.

Хлынул звук – словно врубили клавишу. Выло, свиристело,ухало, скрежетало. Щемяще нежные ноты, обрывки песен на непонятном языке,чудесные мелодии перемежались с отвратительным хрупаньем и волчьим воем. Звукнакатывал тугими волнами, уши и мозг едва это выносили.

Потом его швырнуло, бесцеремонно приложило в твердо-упругуюповерхность – затылком, лопатками, всем телом. И на этом, кажется, полетыокончились, он стал неподвижен. Вокруг царила темнота, поодаль светилисьсилуэты, отдаленно напоминающие человеческие, – светились бледным,призрачным гнилушечьим сиянием.

Сварог шевельнул руками, ногами, приподнял голову. Казалось,совсем близко, всего в нескольких сантиметрах над ним, висела неощутимая плита,чуточку поддававшаяся, но тут же замиравшая броневым листом. Ветвистыефиолетовые молнии, шипя и свистя, сорвались откуда-то сверху, впились в лицо, вголову, в грудь, он дернулся, заорал, но тут же осознал, что никакой боли неиспытывает. Страха не было, крепла злость. Он понимал, что его вновь настиглиневероятные странности, что это наяву и он заброшен неведомой силой неведомокуда, неведомо зачем. И не было ни сил, ни желания ни пугаться, ни удивляться.Сварог перешел в какое-то иное, не прежнее состояние души – попростувоспринимал окружающее как оно есть, и не более того. Хотя восприниматьособенно и нечего, окружающее не баловало его впечатлениями. Только темнота имаячившие вокруг немые силуэты, походившие молочно-белесым цветом на бледныепоганки. Небогато и скучно, даже уныло. Но была во всем этом некая мрачнаянеотвратимость, убеждавшая, что это – всерьез и надолго. Отчего-то Сварог был вэтом уверен. И почему-то ничуть не грустил по этому поводу. Но и не радовался –чему, Господи? Ничего пока не произошло…

Силуэты шевельнулись и словно бы подступили ближе. Сварогдернулся – невидимая преграда держала по-прежнему, равнодушно и надежно. –Скажи свое имя, – услышал он голос, самый обычный, тусклый и равнодушныйдо бесполости. Сварог шевельнулся. Все это было всерьез, окружающее проявлялопризнаки чего-то разумного, разговаривало с ним членораздельно, одним словом,вступало в игру, в какие-то отношения, а в любой игре есть игроки – и естьспортивный инвентарь. Каковым Сварог становиться никак не хотел. Пусть и непрятал в рукаве пока что никаких козырей, даже правил игры не знал.

– Воспитанные люди сначала представляются сами, –сказал он в темноту.

– А если они хозяева? – бесполым голосом спросилатемнота.

– Тем более, – сказал Сварог.

И зажмурился, охнув, – темнота полыхнула багровымиязыками пламени, огонь был со всех сторон, жар стягивал кожу, вот-вот,казалось, затрещат и вспыхнут волосы, займется одежда. Это было страшно. НоСварог, подергавшись в тщетных попытках освободиться, очень скоро определил:огонь словно бы замер на некоем рубеже и дальше не распространяется. Лицо ируки пекло, часы с браслетом охватили запястье жарким кольцом, один нательныйкрестик на цепочке приятно холодил кожу. Но пламя не переступало границы.Прищуренными глазами Сварог наблюдал колыхание огненных языков вокруг.Багрово-золотистые, они сплетались и дергались, вздымались и опадали иотчего-то ничуть не походили на вырвавшийся на волю пожар. Скорее, на дерганьеи ломанье марионетки, управляемой ловким и умелым кукольником. Их пляска неповторялась механически – но и кукла в сноровистых руках способна на многое иможет показаться живой дикарю, ни разу в жизни не видевшему марионеток. Таквот, огонь был мертвый, как марионетка.