Бедная овечка - Полищук

количестве, человек пятнадцать собралось, в основном мужики. Требовали они незамедлительно полковника Брагина, иначе грозились устроить митинг возле прокуратуры.

Полковник Брагин обычно приезжал на службу около десяти, если не планировалось совещаний. Поэтому первым на работу явился Панин и заговорщицки подмигнул митингующим.

— Сейчас разберемся! — пообещал он толпе и быстро юркнул внутрь.

Не обращая внимание на растерянного дежурного, довольно захохотал и потер ладони.

— Виталь, — обратился к нему лейтенант, на чью смену так неудачно выпал митинг, — чё делать?

— Снимать штаны и бегать, ха-ха-ха, — глупо пошутил капитан и загоготал на весь полицейский участок, даже стены затрясло.

Дежурному было совсем не до смеха, он с опаской посматривал на разъяренную толпу, те продолжали барабанить в окна и шумно переговаривались.

— Ну че застыл? — вдоволь посмеявшись, одернул его Панин. — Звони, давай, Брагину! Пусть срочно приезжает, не к добру всё это, Петя, не к добру!

Лейтенант неуверенно потянулся к телефону, а Виталий Егорович пошел по кабинетам, хотелось обсудить ситуацию с кем-нибудь из коллег, проще говоря — посплетничать.

Полковник Брагин приехал спустя сорок минут, и так совпало, что спецгруппа практически за ним следом.

— Что случилось? — только и успел спросить полковник.

Народ, заметив москвичей, набросились на них с упреками и обвинениями.

“Убирайтесь! Катитесь в свою Москву!” — кричали люди, некоторые не стеснялись в выражениях, используя нецензурную брань.

“Вот вам эксгумация!” — крикнул кто-то из толпы и ткнул Астаховой кукиш.

Перегудов закрыл ее своей широкой спиной, но Лариса Георгиевна не из робкого десятка, и за словом в карман не полезет.

— Прекратите немедленно! — раздался ее командный голос и народ слегка притих.

Она вышла в центр совершенно без страха и спросила:

— Кто главный?

— Нет у нас здесь главных, — ответил мужчина, уже хорошо знакомый ей с похорон Насти.

— Давайте обсудим возникшие вопросы как цивилизованные люди, — предложила полковница.

— Цивилизованные люди дают возможность спокойно похоронить своих детей, а потом не заставляют их выкапывать заново.

— Что?! — Лариса Георгиевна опешила от обвинений отца убитой девочки. — Послушайте, это какое-то недоразумение…

— Это вы здесь все одно большое недоразумение и мы не уйдем отсюда, пока вы не уберетесь туда, откуда приехали.

— Вы понимаете, что это глупо? — попыталась она призвать к здравому рассудку.

Но дальнейшие доводы были бессмысленны, толпа бесновалась, хаотично выкрикивая нелепые обвинения. Перегудов потянул руководительницу за рукав, Дорошев прикрыл их спиной, стараясь своим суровым видом поумерить пыл.

Лариса Георгиевна оплеванная, оскорбленная, чувствовала себя прескверно и ничего более не придумала, как сорвать злость на Брагине.

— Это просто немыслимо! В таких условиях невозможно работать! Вопиющая дикость!

Тот кивал, словно болванчик, понимая с кем имеет дело, Лариса Георгиевна важная персона, к ее мнению прислушиваются и если не дай бог, она скажет Москве, что Брагин не справляется со своими обязанностями — он вылетит вместе с креслом из кабинета начальника отдела.

Астахова немного успокоилась, перевела дыхание и задрав высоко подбородок, удалилась в кабинет, Перегудов и Дорошев за ней, тоже не довольные и гордые.

Полковник Брагин, будто обделался, поковылял к себе, приказав секретарше немедленно отыскать капитана Панина.

Виталий Егорович явился незамедлительно, слишком довольный и красномордый.

— А ты чего такой счастливый? — спросил начальник.

— Иванович, ты же меня знаешь. Я всегда на позитиве.

— Мне эти москвичи уже всю печень выели, как они меня достали!

Панин понимающе кивнул.

— Сделай что-нибудь, поговори с этими придурками на улице, объясни, что ничего страшного в эксгумации нет.

— Иванович, да они меня и слушать не станут, ты что?! Это же их дети! Ты сам поставь себя на место родителей!

— Виталик, я тебя прошу, придумай что-нибудь, — настойчиво требовал начальник и это звучало совсем не как просьба.

“Хрен с тобой!” — хотел сказать подчинённый, но вовремя одумался и скрепя сердцем, кривя душой, ртом и ворочая носом, небрежно кивнул.

— Ладно, — протянул он и поднялся, разглаживая мятый пиджак.

На лацкане осталось жирное пятно после сытного перекуса шаурмой, его существование удивляло Панина.

— О! — воскликнул он и принялся увлеченно слюнявить кляксу. — Будет сделано, товарищ начальник.

Не отрывая глаз, капитан покинул кабинет и не спешил выполнять приказ.

Вскоре к толпе вышел Перегудов, обладающий умением утихомиривать одним лишь суровым взглядом.

— Граждане, расходитесь! Мы вас услышали, выслушайте и вы нас! Пусть остануться только родители убитых, остальные идите по домама.

Главный зачинщик, то бишь отец Анжелки, снисходительно кивнул и взглядом благословил товарищей, те под дружный гомон разошлись, все же посматривая на приезжего из-под лба.

— Чего вы добиваетесь? — спросил Перегудов у оставшихся двух мужчин.

— Чтоб перестали наши семьи мучить! — вскричал отец Анжелы. — Валите в свою Москву, а мы тут сами разберемся!

— Интересно — как?

— Это уже не ваше дело! Главное, чтобы вы под ногами не путались.

Майор устало вздохнул, понимая что перед ним дремучий лес без единого светлого лучика, сплошное мракобесие. Смысла доказывать что-то подобным особям он не видел, поэтому попытался найти компромисс.

— Дайте нам время до конца месяца.

Перегудов явно хитрил, месяц только начался. Недовольный родитель, хотя и польщенный тем, что столичный следователь просит отсрочки, переступил через себя и уступил.

— Две недели, — предупредил он майора. — И про наших девочек забудьте! И близко к могилкам не подходите.

Следователь вроде согласился, понуро опустил голову, развернулся и молча вернулся в райотдел.

Чему быть, того не миновать

Перегудову пришлось пойти на попятную, дабы утихомирить конфликт с местным населением. И Астахова это прекрасно понимала, к сожалению, других вариантов она тоже не видела.

Все трое никак не могли приступить к работе после бурного утречка и такого теплого приема местных. Сидели пили кофе и делились мнением о наличии умственной отсталости у местных.

— Я подобного еще не встречала, — шокировано повторила Астахова. — Вопиющая дикость.

Мужчины что-то промычали, каждый думал о своем. Так к примеру Дорошев мечтал поскорее вернуться домой, подальше от средневековья.

В двери кабинета тихо постучали, все трое отвлеклись и Лариса Георгиевна громко сказала: “Войдите!”.

К ним вошла маленькая женщина, щуплая и болезненная. Неуверенно поздоровалась и представилась:

— Я мать Карины Киреевой, дежурный посоветовал к вам обратиться. Вчера вас не застала, пришла еще раз.

Астахова быстро смекнула — женщина пришла неспроста.

— Конечно, проходите, присаживайтесь, — предложила она любезно.

Киреева неловко присела на краешек стула и дрожащей рукой достала из сумочки пару скомканных бумаг.

— Вот, пожалуйста, примите. Это мое заявление с просьбой возобновить дело моей дочери, а это разрешение на эксгумацию. Я всё-таки настаиваю, пусть и за свои деньги придется повторно хоронить.

— Что, простите? Кто вам сказал про повторное захоронение? — удивилась