Легионер из будущего. Перейти Рубикон! - Виктор Поротников

Подходя к мраморным ступеням, ведущим к зданию сената, Эмилий Скавр не удержался и заговорил скрипучим гневным баском, обращаясь к двум подругам, от которых исходил аромат восточных благовоний. Этот тончайший аромат с наслаждением вдыхали шесть или семь щеголей в богатых длинных одеждах, с изысканными прическами, стоявшие полукругом возле этих двух красавиц.

– Стыд и срам тебе, Цильния! – сказал Эмилий Скавр. – Твои родители почтеннейшие люди, а ты связалась с первой шлюхой Рима! Если уж ты продаешь свою честь и красоту за деньги, то незачем это делать возле дверей сената. Незачем выставлять свое постыдное ремесло куртизанки на обозрение всем!

Рыжеволосая миловидная Цильния повернулась к Эмилию Скавру с равнодушной миной на лице.

– А, это ты, старичок! – лениво проговорила она, небрежно поведя обнаженными белыми плечами. – Умоляю, не утомляй меня своими нравоучениями! Я понимаю, что желчь изливается из тебя, так как в постели ты уже ни на что не годен.

– Ну что ты, милая, есть такие затейники среди стариков сенаторов, которые одним языком могут довести женщину до оргазма! – с усмешкой вставила подружка Цильнии.

Эта белокурая статная куртизанка имела божественную фигуру и неотразимые по красоте черты лица. Она улыбалась, переводя взгляд своих светло-синих лучистых глаз с Цильнии на Эмилия Скавра.

– Сколько я тебя знаю, уважаемый, ты постоянно ругаешь молодых женщин за их красоту и мужчин, падких на эту красоту, – промолвила белокурая красавица, сделав шаг к сенатору Скавру. – Тебе еще не надоело это? А может, тебя гложет досада, что ни твоя жена, ни твоя дочь не блещут красотой, а?

– С тобой, Клодия, мне и вовсе не хочется разговаривать! – огрызнулся на синеглазую римлянку Эмилий Скавр. – Своей порочностью ты затмила всех проституток Рима! Твое бесстыдство безмерно, ибо ты совокуплялась даже с родным братом! Все негодяи Рима побывали в твоей постели, все мерзавцы и развратники ходят за тобой толпой! Говорят, ты в пьяном виде позволяешь себе мочиться на них, а те и рады этому…

От группы знатных щеголей отделился плечистый красавец с вьющейся светлой шевелюрой, в белой тоге, с золотой цепью на мощной шее. В каждом его движении чувствовались уверенность и сила.

– Эмилий, старина, опять ты открыл свою гнусную пасть. Опять ты своей вонью испортил воздух на форуме! – сказал прекрасный римлянин, преградив путь Эмилию Скавру. – Если бы ты, старый осел, видел, из какого прекрасного места выдает теплую золотистую струю дивная Клодия, то ты сейчас придержал бы свой мерзкий язык. Да будет тебе известно, желчный старикан, что красота влагалища Клодии не уступает красоте ее лица! Об этом даже написал великий Катулл в своей поэме!..

– Не надо упоминать при мне о Катулле, Марк Антоний, – проворчал Эмилий Скавр. – Его пошлые стишки мне известны. Катулл восхвалял не доблесть римлян, не славу наших предков, а прелести развратной Клодии! Хвала богам, этот писака уже пребывает в царстве Аида.

– Пусть так, но стихи Катулла и его эпиграммы живы и поныне, – с вызовом в голосе произнес Марк Антоний. – Хочешь, я процитирую тебе одну из Катулловых эпиграмм, старина Эмилий?

Не дожидаясь ответа от Эмилия Скавра, Марк Антоний подбоченился и громко возгласил:

Нет, я решить никогда не смогу. Простите мне, боги!

Что воняет смрадней у Эмилия Скавра – рот или зад.

В жопе ли больше дерьма у него или все-таки в пасти?

Все же ставлю на рот. Зад поопрятней слегка.

Главное – зад без зубов. А рот – в огромных гнилушках.

Если зевает Эмилий, то вонь все кругом застилает.

А меж зубами – провал, словно дырка вспотевшей ослицы,

Что меж телегами мочится шумно в дорожную пыль…

Марк Антоний еще не закончил читать, как громкий хохот слушателей, тесно обступивших его и сенатора Скавра, заглушил выразительный насмешливый голос чтеца.

Справедливости ради следовало признать, что изо рта Эмилия Скавра несло, как из помойки. По внешнему виду сенатору Скавру можно было дать лет шестьдесят, но если судить по его зубам, а вернее, по тому, что от них осталось, то этому суровому патрицию вполне можно было дать и лет семьдесят. Если седина в светлых волосах Эмилия Скавра была почти незаметна, то его редкие гнилые зубы сразу бросались в глаза, едва он начинал говорить.

Видимо, эта язвительно-злобная эпиграмма была уже знакома Эмилию Скавру, поскольку сенатор не пожелал дослушать ее до конца. С надменно-каменным лицом Эмилий Скавр прошел мимо Марка Антония, слегка толкнув его плечом. Осыпаемый насмешками приятелей Клодии и Марка Антония, Эмилий Скавр торопливо поднялся по ступеням и скрылся за массивными колоннами портика, окружавшего по всему периметру курию Гостилия.

Следом за Эмилием Скавром туда же проследовал и Гай Меммий.

Слугам и клиентам сенаторов, пришедшим вместе с ними на форум, нельзя было входить в курию Гостилия без особого на то разрешения. За этим были поставлены следить ликторы, особые почетные стражники при всех римских магистратах, имеющих военную власть. Телохранители Гая Меммия, среди которых находился и я, расположились в тени под крышей портика курии Гостилия в ожидании окончания заседания сената. Рядом толпились слуги и клиенты прочих сенаторов, лениво зевая и с опаской поглядывая на несколько тысяч простолюдинов, занявших почти всю площадь перед курией Гостилия и храмом Сатурна, где хранилась государственная казна Рима.

Я видел, как Марк Антоний прошел к дверям сената бок о бок с темноволосым крепышом в белой тоге, квадратная нижняя челюсть которого и криво сросшийся нос свидетельствовали о том, что этот человек весьма задирист и без раздумий пускает в ход свои тяжелые кулаки.

– Кто это? – спросил я у Тита Дециана, указав ему глазами на спутника Марка Антония.

– Это народный трибун Курион, – ответил Тит Дециан. – Он давний приятель Марка Антония. Благодаря золоту Цезаря Курион и Марк Антоний расплатились со своими огромными долгами и даже пролезли в народные трибуны. Эта парочка так рьяно отстаивает интересы Цезаря в сенате, что после сложения трибунской власти им, наверно, придется бежать из Рима, ибо они нажили себе множество врагов среди нобилей.

Я понимающе покивал головой, проводив взглядом Куриона и Марка Антония, пока они не скрылись за дверями главного входа в сенат. «Вот, мне посчастливилось лицезреть настоящего Марка Антония! – промелькнуло в моей голове. – Красавец, ничего не скажешь! Не зря Клеопатра влюбилась в него по уши. Актер Ричард Бартон из американского фильма «Клеопатра» на реального Марка Антония не похож ни капли!»

Подойдя к угловой колонне портика, я отыскал глазами прекрасную Клодию, которая о чем-то беседовала со своей подругой Цильнией и длинноволосым бледным аристократом с тонкими чертами лица, на котором выделялись впалые щеки и короткая бородка без усов.

«Вот она – муза гениального Катулла! – думал я. – Эту красивую римлянку Катулл воспевал в своих стихах, называя ее Лесбией. Клодия дружила с Катуллом и оказывала ему покровительство какое-то время, ведь она из очень знатной семьи. Родной брат Клодии тоже был народным трибуном и прославился тем, что отправил в изгнание самого Цицерона. Впрочем, ныне брата Клодии уже нет в живых. Два года назад нобили убили его за дружбу с Цезарем и за скандальные любовные похождения. А эта Клодия поистине женщина неземной красоты! Неудивительно, что Катулл потерял голову от любви к ней!»